Без обмана F
Шрифт:
— Не видел! Я в ее храмах не бывал!
— Сходишь как-нибудь, как подрастешь, посмотришь. Ничего страшного в том нет, если никак себя не выдавать. Некоторые из каменных лис были живыми когда-то, но чересчур много о себе думали. «Я точно знаю, для чего мне надо будет вернуться», считали они. И остались камнем надолго. Разбудить их… тяжело.
— Я буду стараться, сенсей, если ты станешь каменной лисой. Ты только расскажи, как.
Шаманка четыре раза стукнула себя костяшками сжатого кулака по лбу, прикрытому деревянной маской.
— Запомни этот стук. Я сохранила его в своем сердце и отзовусь. Но не сразу. Может быть, через год или десять лет…
— А может быть,
— Надо. Не переживай, малыш. Все, что грозит этой Маэ — немножко отдыха в каменной форме.
Сложился очередной паззл. Стало предельно ясно, куда девалась наставница прежнего Макото, зачем он совершал регулярные паломничества к громадному валуну и почему всегда ровно четыре удара. Музыкальный слух у нас с юным кицунэ совершенно одинаковый и ритм я уловил знакомый. Еще бы знать, где именно сейчас камень старой Амацу… кажется, вопрос, который следует задать Томо-сан, наконец-то сформулировался.
Хотелось перехватить контроль над речевым аппаратом мальчишки и заорать во всю глотку «Не делай этого, наставница, ты потерпишь неудачу». Но это тоже самое, что пытаться подсказывать героям хоррор-фильма не спускаться в подвал. Материал уже отснят и смонтирован, да и вообще речь идет о приквеле, концовка которого предопределена. Старуха станет камнем, а ученик не сможет ничем ей помочь, сколько бы раз ни стукнул деревянным молотком.
Киото — большой город. Крупнее современного мне Кофу, по беглой оценке. Около полумиллиона жителей, наверное. Макото же, не видевший настолько крупных скоплений жилищ, и вовсе оторопело смотрел на панораму с множеством уходящих вдаль домиков. Ему казалось, что тут зданий столько же, сколько деревьев в лесу. А людей — как муравьев в муравейнике.
— Невероятно! Я хочу узнать это место! — поделился мальчишка со старой Маэ.
— Узнаешь. Не в первый и не в последний раз здесь, — буркнула наставница.
В этом она права. Я сам лично в Киото не бывал, не считая коротких остановок поезда, при которых из вагона выходить не требовалось. Но будущий великий мошенник покуролесит тут немало. Даже женится на третьей дочери градоправителя, уже во второй половине века, чтобы вскоре исчезнуть, оставив после себя записку со смыслом «мы похитили вашего мужа, соберите выкуп». Надо ли уточнять, что деньги Хидео-сан заберет себе, вместе с приданым, полученным после свадьбы?
Макото шел по улицам рядом с наставницей и глазел на все подряд. Самое интересное место в мире! И даже самураи с мечами или луками его не пугают. Они же без собак. Какая-то шавка было кинулась на них с ожесточенным лаем, но Амацу-но-Маэ только лишь с легким раздражением шикнула на дворнягу и та сбежала, поджав хвост. Хорошо быть тысячелетней кицунэ огромной магической силы.
Как наставница и обещала, привела она ученика в маленький храм многорукой Каннон, до боли похожий на тот, что стал мне приютом на несколько ночей. Даже его смотритель, монах, худой и носатый, словно тэнгу, показался родным братом человека, разрешившего мне переночевать под кровом богини. Поджарый, с длинными черными волосами, маленькими темными глазами, как будто бы косящими сразу и налево и направо. Возраста по людским меркам неопределенного — от двадцати пяти и до шестидесяти. Что, тоже ёкай? Ворон, каркающий на окружающих с конька высокой храмовой крыши, на то прозрачно намекает.
— Малыш, перед тобой достопочтимый Карасу Сюгэцу, мой должник, — не снимая маски, представила монаха наставница.
Точно тэнгу! Тут мы с прежним Макото оказались солидарны. Имя храмового служителя означает «Осенняя луна ворона». Куда уж больше намекать. Да и выглядит монах очень
— Карасу-сенсей. Так ты будешь звать меня, Уголёк, — голос у мужчины оказался под стать внешнему образу. Не слова, а резкое карканье.
— У меня уже есть наставница! — возмутился Макото. Хотя стоит признать, что поучиться у ворона-ёкая было бы заманчиво. Их племя в сказках Амацу-самы всегда являлось могучими воинами. Какой мальчишка не представляет себя непобедимым бойцом? Вот и он, бывало дело, найдя подходящего размера палку, воображал себя самураем и шел воевать с колючками. От посоха юноша увернулся почти машинально. Привык уже к манере старухи. Еще пару лет и той придется постараться, чтобы его ударить.
А вот от оплеухи Карасу уйти было невозможно. Макото рухнул, как подкошенный.
— Я не смогу сделать из тебя бойца, ты не воин, Уголек. Но я научу тебя казаться таковым. И покажу, как не умереть, если повстречаешь того, кто попытается забрать твою жизнь. Это случится. Мне сверху видно.
Прозвучало чуточку обидно, но с совсем уж детскими амбициями Макото давно уже расстался. Не собирается он становиться воином и почем зря во имя господина жизнью рисковать. У него вообще господина не будет!
— Веди себя хорошо, малыш, — на прощание напутствовала его Амацу-сенсей. — А то этот старый садист возьмет свой бокен и выбьет из тебя всю дурость.
Юноша вёл себя очень хорошо. Образцово-показательно. Не огрызался с новым наставником, не трогал его кошелек, не отлынивал от порученных работ по уборке… и потому был бит тяжелым деревянным мечом за неделю всего трижды. За то, что воровал у прихожан храма. За воровство у городских стражников, нет-нет, да и проходивших мимо. И за то, что пытался отлучиться ночью к симпатичной купеческой дочке, живущей неподалеку. Как Карасу-сама это всё узнает? Парень был полностью уверен, что никто не видел, как он срезал кошелек с пояса у стражника или запустил руку в котомку паломника, зашедшего поклониться богине Каннон.
Да и из храма он выбрался, чуть ли не растворившись в тенях, как настоящий шиноби. Почти ушел уже, мечтая поближе познакомиться с соблазнительной Кацуми-тян, каковая ему так намекающе подмигивала при встрече. Увы. Первый же шаг за дверь и откуда-то вне поля зрения ударил бокен под колено. И ведь даже по запаху проклятого тэнгу почуять не удалось, как ни старался. Это все благовония виноваты, ими в храме многорукой всё пропахло. А прихожане все несут и несут ароматические палочки.
Неделя, за ней вторая. Не то, чтобы жизнь в качестве храмового заложника показалась Макото такой уж мучительной. Скорее, скучной. Уроки подражания воинам быстро надоели. Юный лис научился двигаться, как борец, изображать тихую и осторожную поступь лазутчиков, ходить, как самурай, носить доспехи и соблюдать этикет мечника. Всё очень полезно. Но надоело. Амацу-сама свои уроки делала разнообразными, а тут отрабатывай одно и тоже целыми днями. Свободного времени вообще нет. И это при том, что город манит своими тайнами. И девушек еще вокруг столько, а пообщаться поближе ни с одной строгий Карасу не отпускает. Обидно.
Ночью пятнадцатого дня пребывания в Киото, предварительно смирившись с перспективой очередного знакомства с бокеном наставника, Макото совершил еще одну попытку бегства для прогулки. Он, кажется, наконец понял, как его всегда замечали. Многочисленные вороны и другие птицы, постоянно сидящие на крыше храма, шпионили для Карасу. Доказательств тому парень не заполучил, но учтя птиц в своих планах, выбрался наружу в окошко задней комнаты, а затем и перемахнул через забор, убедившись, что ни одна крылатая шпионка за ним сейчас не смотрит.