Без объявления войны
Шрифт:
Энергичный, решительный Жуков рубанет по вражескому клину!
А ведь не так давно... Я мысленно переношусь в Киев, в освещенный огнями зал. Звучит песня о Жукове, которую я написал совместно с Борисом Палийчуком. В первом ряду партера сидит Жуков. После концерта командующий округом быстро уходит, и неизвестно, понравилась песня ему или нет.
На следующий день набираюсь смелости, звоню Жукову:
— Георгий Константинович, с вами говорит один из авторов песни. Вы слушали ее вчера. Нас интересует ваше мнение.
— Песня понравилась. Она правдива. В гражданскую войну я
Хлопает калитка, и в саду появляется капитан Леонид Вирон. Даже в полевых условиях он не теряет армейского лоска. Русый чубчик вьется, на новеньком мундире — ни пылинки, ни соринки, а сапоги, старательно начищенные бархаткой, могут заменить зеркало. Леонид Вирон приносит новость:
— Крикун формирует фронтовые бригады. Сегодня в действующую армию поедут первые корреспонденты.
— А кто?
— Куда?
— Тайна.
— Пойдем к Урию Павловичу. К такой поездке надо заранее готовиться. Пошли, братцы, пошли.
Вирон, важно вышагивая по тропинке, охлаждает ретивых:
— Я пытался что-нибудь выудить. Не вышло. У него на все вопросы один ответ: «Собственно говоря, все в свое время. Возвратится из штаба редактор, узнаете».
— Крикун, конечно, ничего не скажет, — раздаются недовольные голоса.
— А вы знаете, какими словами кончается «Граф Монте-Кристо»? — спрашивает Вирон. — Ага, не знаете! — И победоносно выпаливает: — «Вся человеческая мудрость заключается в двух словах: ждать и надеяться».
Работа моя над стихами не движется. С полным котелком гречневой каши рядом со мной, в тени, по-походному располагается лихой кавалерист Иван Поляков. Смахивая с черных усиков разваренные крупинки, он говорит:
— Смотрю на тебя, а ты такой задумчивый, даже очень грустный. О чем печалишься? Крикун на фронт не посылает? И ты скис! Мы еще поездим, повоюем.
Решаю бежать в клуню. Поляков — говорун, сорву задание. А жара звереет. В клуне спресованная духота, зато можно уединиться. Тихое местечко помогает. Перечитываю написанное. Как бы это получше передать напряжение воздушной схватки. Я был на Львовщине, там, где совершил первый в мире таран поручик Нестеров, а сейчас повторил его старший лейтенант Иванов, помню ровное-ровное поле и на горизонте темные слитки лесистых холмов. Найдена последняя строчка. Теперь можно покинуть душную клуню. Знаю, Крикун любит точность. Уже поглядывает в секретарском купе на часы. В запасе у меня пять минут, успею показать стихи Палийчуку.
— Прочти, Борис.
— Ну что ж... По-моему, хорошо. Вот только эти две строчки... — Он немного подумал. — Понимаешь, лучше так...
В купе редакционного поезда, взглянув на часы, Крикун одобрительно кивнул, постучал толстым секретарским карандашом о столик, молча вычеркнул лишнюю запятую и отправил стихи в набор.
А за окном громоздкий ЗИС-101 тянул к поезду серую полоску пыли. Заслышав шум автомобиля, Урий Павлович вскочил:
— Пошли...
Полковой комиссар Иван Иванович Мышанский приказал всем корреспондентам собраться в садике. Сидим на солнцепеке и даже не чувствуем тридцатиградусной жары. Лица вытянуты, напряжены.
— На Сокальском направлении идут ожесточенные бои. Слушаю
Сокаль... Вот оно, небольшое местечко на Западном Буге.
— В районе Устилуга стрелковая дивизия генерала Алябушева продолжает удерживать государственную границу, — долетает голос редактора.
Устилуг... Устилуг... Вот он! Почти рядом Владимир-Волынский... Бои идут на широком фронте. Приблизительно восьмидесятикилометровая пограничная полоса в огне. Сердце стучит гулко-гулко. Тревога нарастает и нарастает.
— Какой бы ни была напряженной и острой оперативная обстановка, святое дело фронтовой газеты — укреплять веру в нашу победу. — Развернув листок, редактор называет фамилии корреспондентов, которые должны выехать в действующую армию.
Буртаков толкает меня локтем:
— Мы в резерве. Как же так?
Я огорчен не менее Буртакова, но не подаю виду. А вспыльчивый Владимир взрывается:
— К черту резерв! Знаю, это штучки Крикуна. Буду протестовать.
— Остынь.
Буртаков срывается с места и летит что-то доказывать Урию Павловичу. Но тот на ходу бросает:
— Собственно говоря, есть порядок и нельзя нарушать дисциплину. Пока вы свободны.
Проводить товарищей на фронт приходят все сотрудники редакции. Как-то странно видеть в легковых машинах винтовки. Иван Поляков дает советы, а Владимир Шамша старается с Акимом Гончаруком разместить оружие так, чтобы оно не мешало в пути.
Несмотря на жару, капитан Николай Выглазов садится в легковушку в каске. Опускает боковые стекла Михаил Нидзе и, как все, начинает мудрить в «эмке» с громоздкими винтовками. Его яркие веснушки не может потушить даже июньский загар.
В головной машине писатели Иван Ле и Савва Голованивский. Карты для удобства свернуты в гармошку. Приготовления закончены. Под колесами оживает пыль. Она все плотней, все гуще. И когда рассеивается, виден один серый изгиб дороги, а за ним хлеба и хлеба.
Строиться! — звучит команда.
Старший политрук Петр Кисиль выдает корреспондентам специальные пропуска, и «резерв» отправляется в штабную столовую завтракать.
Тернополь похож на раненого воина, которому только что сделали перевязку, — все витрины магазинов, все оконные стекла крест-накрест заклеены белыми бумажными полосами. У гастрономов очереди. Разбирают муку, сахар, консервы, спички, соль. Много людей пришло из ближних сел с корзинами, мешками. На лицах озабоченность и тревога.
Штаб Юго-Западпого фронта занимает массивный четырехэтажный дом. Он окрашен в темно-зеленый цвет. Дубовая дверь, сияет начищенной медной ручкой. У входа, на узком тротуаре, выложенном узорчатыми цветными плитами, — настороженные часовые. Пропуск и удостоверение личности дежурный капитан проверяет внимательно. Я вхожу в штаб фронта с каким-то особенным трепетом. Этот старый, добротный дом сейчас хранит многие военные тайны. На столе у командующего лежит оперативная карта со стрелами ударов, с множеством флажков, на которых обозначены номера своих и чужих дивизий, и генерал Кирпонос старается как бы приподнять завесу над будущим. А эта завеса — тысячи человеческих жизней. Судьба Родины.