Без определенного местожительства...

Ноллетов Владимир Владимирович

– Во-во,– усмехнулся Митрич.– Устройся, Ырыс, санитаркой. В любой больнице санитарки требуются. И жить где будет, в общежитие пристроят… Работы ей нет!

– Судна выносить? – фыркнула Ырыс.

– Без паспорта не примут, Митрич,– сказал Канай.

У них у всех не было документов. Кто-то потерял, у кого -то вытащили. Кто-то просто пропил.

– Эх, Егорыч, Егорыч,– тихо бормотала Валька, размазывая слезы по грязным щекам.– Беда не приходит одна.– Ее не слушали.

– Да что ты, Митрич, так власти

защищаешь? – рассердилась Ырыс.– Что они тебе хорошего сделали?

– Пенсию тебе не платят,– поддакнул Канай.

– Защищаю? Да в гробу я их видал. Я правду защищаю… 7 апреля Бакиева свергли – жить лучше стало?

– Нам – точно нет,– засмеялся Канай.

– Пять лет назад Бакиев Акаева сверг – жить тогда лучше стало?.. Все дело а экономике.

– По государственному мыслишь, Митрич,– одобрительно кивнул головой Доцент.

– А она-то и пострадала,– продолжал старик.– И этой весной, и тогда. Сколько магазинов разгромили. Многие из тех, кто Белый дом штурмовал, потом магазины грабили. Молодежь из пригорода, из сел в основном.

– Страсть к разрушению пробудилась,– сказал Доцент.– Она спит до поры до времени во многих людях.

– Так разозлили же народ! – воскликнула Ырыс.– Снайперы с крыши по митингу стреляли.

– А ты думаешь, вооруженных в толпе не было? – повернулся к ней Митрич.– Менты должны были стрелять, должны были власть защищать. У них служба такая.

– Стреляли, когда еще никакого штурма не было. Сколько людей на площади погибло!

– В любом случае преступно было использовать снайперов,– заметил Доцент.

– Акаев без единого, скажем так, выстрела власть отдал,– добавил Канай.

– Акаев – интеллигент. Он за власть не цеплялся,– сказал Доцент. Они помолчали.– Да, видел я, как толпа потом по Киевской шла. Такой рев стоял! Крушили, поджигали. Торговцы писали наспех на витринах: «Биз эл менен»…

– Мы с народом,– перевел Канай.

– Да. Не помогало.

– Конечно,– кивнул головой старик.– Представьте: врываются в дорогой магазин. Они о таких вещах и мечтать не могли, а тут пожалуйста – можешь все, что хочешь взять. Или уничтожить. Это, может, еще приятнее.

– До того довели народ! – сказала Ырыс.

– А менты все попрятались,– усмехнулся Канай.– Двое суток город , скажем так, без охраны был.

– Попрячешься тут,– хмыкнул Митрич,– если Генпрокуратуру сожгли, если уж самого их главного, министра МВД, в Таласе избили.

– Назгуль-эдже говорит, по телевизору показывали. Живого места на нем не было,– вздохнула Ырыс.

После небольшой паузы заговорил Митрич:

– Потом во многих магазинах витрины стали кирпичами закладывать. А «Гоин» вообще в крепость превратили. Знаете же? Китайский магазин. На углу Советской и Жибек Жолу. Он и в первую революции сгорел, и в эту. Так теперь там окна на третьем этаже. Ниже – глухая

стена.

Тихо подошла Наташа, молча села с краю. Канай поднял бутылку.

– Тебе налить?

– Чуть-чуть.

– А Светка где?

– Она теперь с мальчиками.

– Атаманша, скажем так, у них?

– Да нет, не похоже. У них Алик командует. – Наташа повернулась к Митричу.– Света просила передать: она в переход больше не пойдет. Стыдно ей, говорит.

– Ишь ты. А мне, она думает, не стыдно?

Все выпили.

– Дело не во власти, – буркнул Митрич, – а в экономике. И в людях.

– Люди хуже стали, – вздохнула Ырыс. – Прошлой зимой, говорят, один бомж во дворе многоэтажки замерз. Звал людей – никто не вышел.

Доцент взволнованно взмахнул рукой, хотел что-то сказать, однако передумал.

– А если бы в том доме жила, ты б его что, ночевать пустила? – ядовитым тоном поинтересовался старик.

Ырыс отвернулась.

– Он мне уже на нервы действует.

– Вот ты как здесь очутилась? – не унимался Митрич.

– Такие у меня обстоятельства, – отрезала она.

Пять лет назад Ырыс полюбила. Октябрьбек был старше ее на пятнадцать лет. Она слушалась его во всем. Продала дом в Токмаке, переехала к нему в Бишкек. Он жил со стариками-родителями в маленьком домике. Все деньги отдала ему. Он обещал добавить свои и купить приличный дом. Дом он не купил, деньги ушли неизвестно куда. Через два года Октябрьбек привел новую жену, красивее и моложе Ырыс, ее же под предлогом, что она не может родить ему ребенка, выгнал на улицу. Она не любила об этом рассказывать.

– Какие такие обстоятельства? – спросил Митрич и, не дождавшись ответа, продолжал: – Сюда приводят два обстоятельства. Или человек со сволочами сталкивается… С подонками. С жульем! – внезапно возвысил он голос. – Расстрелял бы их всех!.. Или это водка. А чаще то и другое вместе.

– Бухает тот, у кого живая душа есть, – задумчиво произнес Канай.

Сегодня все были настроены на философский лад.

– Можно сделать так, что бомжей не будет, – вступил в разговор Доцент. Он был взволнован, возбужден и поэтому не совсем еще пьян. – Ответьте мне на один вопрос. Почему бомжи – русские и киргизы? Вы бомжей-евреев видели? – Все рассмеялись.– Или кавказцев?

– А Руслан разве не кавказец? – спросила Ырыс.

– Нет, метис какой-то, – сказал Митрич.

– Подумайте и ответьте, – повторил Доцент.

Минуту они добросовестно думали.

– Простодырые мы, – сказал старик.

– Кыргызы и, скажем так, русские бухать любят, – высказал свое мнение Канай.

– А почему?

– У нас с вами душа беспокойная. Ищущая, скажем так.

– Заладил! – махнула на него рукой Ырыс. – Таджики вот не пьют, а тоже как бомжи. Раньше милостыню на каждом углу просили.