Без паники! или Влюбиться любой ценой

Фомина Любовь

Аккуратно кладу ранец сбоку от входной двери, а сама чуть ли не в воздухе начинаю скидывать с себя одежду, еще пропитанную ароматом парфюма Михаила. Нужно срочно уничтожить все, что с ним связано. Как и смыть следы его прикосновений с моих рук.

И обмотанная в полотенце я набираю маме. Планы ехать сразу рушатся – время достаточно позднее для относительно дальних поездок, и если вызывать такси, то будет уже совсем поздно. Моя же машина еще в ремонте. Но мама мне, как обычно, не отвечает. Ничего нового, на другой исход я вряд ли надеялась.

Тогда я сразу же набираю отцу, не медля ни секунды. Он не отвечает, но я не сдаюсь. Шансы, что он ответит, куда выше, чем ждать ответа от мамы. Наконец, только раза с третьего, но он берет трубку. И вместо гудков слышится мужской слишком уставший голос. Я даже не сразу узнаю в этом голосе своего отца.

– Пап, привет. Дай маму. Ты обещал, что я с ней поговорю, как приеду из командировки. Ты просил заняться работой, я выполнила твою просьбу. Теперь сдержи свое слово. Дай трубку маме. Мне все равно, настолько плохо может звучать ее голос, главное услышать его.

– Ань … - Начинает отец и замолкает.

– Что? Что, Ань? Только не говори, что ты еще на работе или уехал по делам. Ты обещал. Я слишком долго ждала и соглашалась потерпеть. И так долго ее не слышала. Пожалуйста. Я прошу тебя. Хоть и будет поздно по времени, но я еще могу приехать. Только скажи. Или хотя бы дай ей трубку.

– Мама умерла. – Звучит голос, как мой смертный приговор.

– Я не верю. Ты врешь. Скажи, что … да что угодно!

Ком нарастает в горле, и моментально подкрадываются слезы. Я просто не могу поверить в услышанное. Такого просто не может быть.

– Хотел бы я, чтобы это было неправдой. Но мама действительно умерла, - повторяет отец вновь роковую фразу, полностью выбивая меня из равновесия.

– Когда? – Тихо и ровно спрашиваю я, чтобы не захлебнуться в слезах и услышать ответ. – Сейчас? Я приеду хотя бы попрощаться.

– Вчера вечером.

Вчера …

– И ты даже мне не позвонил? – Сглатываю я очередной комок, подступающий к горлу.

– Я не хотел отвлекать тебя от работы.

– Ты не дал мне с ней даже попрощаться! А ведь я звонила перед отъездом! Я просила дать ей трубку. Еще раньше я приезжала домой, но ты меня не пустил к маме! А сейчас говоришь, что работа показалась важнее, чем такая новость о маме? Да ты вообще в своем уме?

– Мне теперь извиниться надо перед тобой? Что ты от меня хочешь?

Телефон начинает медленно скатываться вниз по щеке, а рука немеет. Все вокруг начинает кружится и скакать перед глазами.

– Аня? – Еле слышится из телефона, почти упавшего на колени.

Я машинально, но очень медленно сбрасываю звонок, даже не чувствуя рук. В голове нарастает белый шум, а сердце бешено колотится. Он мне не дал даже попрощаться. Хотя бы напоследок услышать ее голос. Увидеть ее. Обнять. Мама … Я даже не услышала ее последнего вздоха. Не узнала о нем. Меня всю начинает трясти с бешеной скоростью, и я это никак не могу контролировать. Слезы рекой

льются из глаз.

Такого просто не может быть … Это невозможно … Я не верю …

Я себя ощущаю самым одиноким человеком в мире.

Раздается стук в дверь. У меня нет сил, чтобы встать.

Трещит дверной замок.

Снова стук.

Наверно, нужно открыть.

Вдруг что-то важное. Срочное. Иначе давно бы ушли.

В голове так и возникают хаотично метающиеся мысли Вдруг все ошибка. Может, мама жива. Мне сейчас расскажут правду. Но я и в это не могу поверить, но так хочется, чтобы ошибка оказалась правдой.

Приподнимаюсь на ватных ногах, совсем не чувствуя пространства вокруг. Слезы мешают смотреть вперед. И кажется, я забыла, как дышать.

Поворачиваю замок и наваливаюсь вся на ручку двери, даже ощущая ее. Холод металла становится обжигающе горячим, а ноги начинают подкашиваться.

И дверь сама открывается в мою сторону.

Мне все становится безразлично. Пусть заходит, кто хочет. Самое страшное все равно уже произошло, терять мне больше нечего. Ноги предают меня окончательно, и я скатываюсь по ближайшей стене, успев хоть как-то зацепиться за дверь, чтобы не упасть посреди коридора.

– Аня? Что случилось?

Я поднимаю глаза, давно не в силах сдерживать слезы, и полностью ухожу в истерику, начиная выть от внутренней боли. Михаил … Мне совсем безразлично, что он здесь делает. Но он подбегает ко мне и начинает поднимать на руках. Вокруг проносятся стены прихожей, странный шкаф, который я вижу впервые, дверной проем … И я оказываюсь на кровати. Меня продолжает трясти от боли, мне жарко, но ужасно холодно. Я собираюсь в комок и вжимаюсь в Мишу. Он обнимает меня, поглаживая по спине. И я продолжаю выть, просто не в силах держать эти эмоции в себе.

Не знаю, сколько проходит времени, но глаза начинают очень сильно болеть. Кажется, я даже сорвала голос. Но хотя бы прекращается безумная трясучка. Это даже судорогами можно назвать с трудом. Михаил по-прежнему обнимает меня, то и дело целуя в лоб. И у меня резко прекращается все. Наступает полнейшая апатия. Все становится безразличным. Я не плачу, не кричу … Смотрю в одну точку на полу, не имея желания даже отвести взгляд.

– Не знаю, что у тебя случилось, но я останусь здесь. Хочешь ты этого или нет, - шепчет мне на ухо Миша.

– Мама умерла, - еле слышно произношу я, не веря своим же словам.

– Сочувствую, - совершенно искреннее говорит он и обнимает меня еще крепче, все еще сидящую на его руках, словно замерший котенок.

– Вчера, - еще тише говорю я, но глаза вновь наливаются слезами. – Отец решил, что работа важнее. И даже не позвонил мне.

Я рассказываю Мише сквозь усиливающиеся слезы, как узнала обо всем, и почему накануне резко изменилась в настроении, будучи у него дома. Голос начинает трястись все сильнее. И я замолкаю, когда говорить уже не остается сил.