Без пощады
Шрифт:
— Например?
Гелрус пожал плечами — странное и неравномерное движение в его тяжёлой мантии с его худыми плечами — и наконец поднял взгляд. Мать Мэлис отдёрнулась от изумления и ужаса.
Всё слышанное ею о его уродстве не могло подготовить верховную мать к облику Гелруса Ган'етта, Безликого. Однако рассказы оказались правдивы, поскольку его лицо было сборищем острых костей, растянутой и усеянной шрамами кожи, рта без губ и дёсен, и сочащейся треугольной дыры на месте носа. Казалось, век у него тоже нет, и он выглядел, как давно разлагающийся труп, не считая пятен зелёной слизи, похожих
Мэлис вспомнила, каким видела мужчину в последний раз. По стандартам дроу он был симпатичным, хотя и не ослепительно красивым. Теперь же…
— Это благоприятное начало жизни, — ответил Гелрус.
Мэлис взяла себя в руки. Она сделала глубокий вдох — в ноздри просто ударил аромат гниения с лица волшебника — и попыталась ответить, хотя полностью потеряла нить разговора.
— Вы спрашивали про последствия для ребёнка, — напомнил маг. — Это будет благоприятным началом.
— Да. Да, конечно, — пробормотала она. — И это всё? Никакого проклятия? Длительных последствий?
Безликий снова пожал плечами.
— Ничто на это не указывает, но большинство детей, рождённых в ходе ритуала, были мальчиками, так что…
Он позволил фразе повиснуть в воздухе. Мэлис не нуждалась в пояснениях. Третьего сына в благородной семье дроу по традициям приносили в жертву Ллос.
— Может быть, таково проклятие родовой магии, — добавил тогда Галрус. — Дом проклят рождением сына, а не более предпочтительной дочери — а сам ребёнок проклят очень скорой смертью.
— Расскажи мне всё, — потребовала Мэлис. — Сейчас же.
— Есть волшебники, которые регулярно причиняют себе боль в момент колдовства, используя это жало для обострения своего фокуса, и таким образом создают самое сильное заклинание, на какое только способны.
— Дело только в родовых болях? — изумлённо спросила Мэлис. Конечно, рожать было больно, но нельзя же объяснить потенциальную силу ритуала родовой магии только этим!
— Роды связаны не только с болью, — ответил Гелрус. — Это уникальный опыт, включающий сразу и тело — оба тела, матери и ребёнка — и разум, сердце, душу. Телесное и эфирное. Это момент огромной уязвимости, но в то же время — величайшей восприимчивости, и в таком открытом состоянии мать как будто втягивает в себя всю волшебную энергию вокруг, словно сплетает её в собственный двеомер.
— Как такое возможно?
Гелрус покачал головой.
— Я простой мужчина, мать Мэлис. Мне не дано познать опыт деторождения.
Он поднял костлявую руку с футляром для свитков и протянул его женщине.
— Ты прочёл ритуал? — спросила Мэлис, принимая предмет.
— Мне незачем, — со свистящим смешком сказал Гелрус. — Это заклинание мне недоступно. Кроме того, мои знакомые жрицы запретили смотреть даже одним глазком и заставили передать вам — хотя ваша личность им неизвестна — что необходимо строго соблюдать тайну. Нельзя копировать даже частицу двеомера. После использования забудьте о нём и больше не упоминайте. Пускай ходят слухи — загадочность не представляет угрозы.
Мэлис покатала футляр в ладонях, ощущая тяжесть слов Безликого. Она уже использовала родовую магию прежде, но лишь слабую — ничего сравнимого с этим. И даже тогда, с простым
— Очевидно, — продолжал Гелрус, — что такая сила может рассматриваться как угроза матерям из правящего совета. Это не простой двеомер, мать Мэлис. Не стоит недооценивать разрушительную силу магии, которую вы получите в пиковые мгновения родов. И как доброжелатель, предупреждаю вас — не пытайтесь злоупотребить этой силой за границами нашего соглашения. Правящий совет и жрицы из Арах-Тинилит будут внимательно следить за событиями, и на дом До'Урден обрушится их общий гнев в том случае, если… ну…
Он просто пожал плечами и не стал развивать мысль.
— Мне может понадобиться ваша защита, — объяснял Джарлаксу юноша, почти мальчик, когда однажды поздней ночью они оба сидели в «Сочащемся микониде».
— Ты благородный сын правящего дома. Зачем тебе мои услуги?
Парень — Мазой — вздохнул и покачал головой в ответ на этот наивный вопрос. Даже он, редко покидавший пределы дома, пока его не отправили в Сорцере прислуживать старшему родичу, знал достаточно, чтобы понимать, какую силу набрал Бреган Д'эрт. Отряд пользовался полным одобрением и защитой дома Бэнр!
И даже без этого Джарлакс заключил достаточно тайных союзов и собрал достаточно боевой мощи, чтобы отряд наёмников сам по себе представлял грозную силу. Джарлакс знал об этом, и знал, что Мазой знает, так что его ложная скромность просто вызвала у юноши стон.
— Почему ты считаешь, что нуждаешься в защите Бреган Д'эрт? — наконец спросил Джарлакс.
— Из-за вашей просьбы меня могут принести в жертву или превратить в драука.
— Просьбы? Я ничего у тебя не просил, — напомнил Джарлакс. — Это ты пришёл ко мне с вопросом и мешком золотых монет.
— А вы мне отказали!
— Я сказал, что такие вещи лучше решать внутри семьи. В противном случае возникает риск развязать войну, а войны — дело грязное и дорогое. Но я ничего у тебя не просил.
— Вы намекнули, что я могу найти союзников, если добьюсь успеха.
— Каким же это образом? — спросил Джарлакс.
Мазой начал отвечать, но прикусил губу и попытался честно вспомнить свою прошлую встречу с этим загадочным дроу. Когда он пришел к Джарлаксу, надеясь заказать убийство, хитрый бродяга просто объяснил, что подобные вещи лучше не выносить за пределы семьи — по той причине, которую Джарлакс назвал только что, а также потому, что совершивший удачное покушение доказывал, что достоин сопутствующего повышения.
Мазой хотел, чтобы это сделал Джарлакс. Мазой боялся — и вполне обосновано, поскольку его старший брат был очень силён по части магии. Достаточно силён, чтобы считаться когда-то будущим конкурентом Громфа Бэнра за звание архимага Мензоберранзана. Все эти перспективы в один миг испарились во вспышке неудавшегося, необратимого заклинания.
— Кое-что я могу тебе сказать, — заявил Джарлакс, подавшись вперёд, положив руку на стол ладонью вверх и требовательно согнув пальцы.
— Сколько? — спросил Мазой.