Без пощады
Шрифт:
— И давно это началось?
— Довольно давно. Несколько месяцев назад. — Хендерсон хотел еще что-то добавить, но услышал, что жена, которой удалось наконец угомонить детей, спускается по лестнице. — В общем, вы не подумайте…
Он не договорил, распрощался с детективами и закрыл дверь.
Подойдя к машине, Болт взглянул на часы. Двадцать минут девятого. На западе разрасталась сплошная гряда черных туч, и откуда-то издалека доносились глухие раскаты грома.
15
Мы, видимо, плутали по каким-то
— Закрой рот. Поговорим еще, — зловеще пообещал первый бандит.
Во рту и горле страшно пересохло. С трех часов дня я выпил единственный стакан воды — во время допроса. За сегодняшний день я успел пострадать от ножа, попасть под машину, схлопотать обвинение в убийстве, убежать от копов, а вдобавок меня еще и похитили. Нагулял себе жажду, ничего не скажешь.
Примерно через полчаса машина притормозила и остановилась. Удивительно, но я не так уж сильно был испуган. По крайней мере эти люди не прикончили меня на месте — значит, хотели просто поговорить со мной. Раз так, у меня будет возможность представить дело с моей точки зрения и попытаться убедить их, что я тут совершенно ни при чем. Главное — не увидеть чего лишнего (их лиц, например). Тогда я в относительной безопасности.
Впрочем, теория — она и есть теория.
Водитель заглушил двигатель, и внезапно стало тихо. Эти двое чем-то зашуршали, потом у меня с головы стянули одеяло и сказали, что можно открывать глаза. Я распрямился и даже в полумраке салона разглядел, что они надели черные маски. В руке первого по-прежнему был пистолет, нацеленный мне в живот. Снаружи уже стемнело, начался дождь.
Они вышли из машины. Человек с пистолетом наклонился и жестом велел следовать за ним. Я откинул одеяло, пролез по сиденью и выбрался наружу. Струи дождя приятно освежали лицо.
Мы стояли в огороженном дворе позади какой-то двухэтажной постройки, которая, судя по обилию копоти на стенах и отсутствию окон, имела промышленное назначение. Двор окружала стена; места здесь хватило бы максимум на три машины. Металлическая лестница в один пролет вела к стальной двери; другого входа я не увидел. В воздухе стоял застарелый запах жареной пищи, вдоль стены выстроились в ряд переполненные мусорные баки.
Водитель стал подниматься по ступенькам. Второй недвусмысленно ткнул мне в бок пистолетом — иди, мол. Я повиновался. Водитель отпер дверь, вошел и зажег в помещении свет. Меня повели по узкому коридору. Запах жареного здесь был еще сильнее. Справа у двери лежал черный мешок для мусора, доверху забитый бумагой и разными обертками. На следующей двери висел знак мужского туалета, а снизу виднелись вмятины, словно кто-то пытался ее вышибить. Стояла полная тишина, и, если не считать запаха, место имело запущенный, покинутый вид.
Мы остановились перед дверью в конце коридора. Водитель принялся искать ключ. Когда он вставил его в замочную скважину, я решился наконец заговорить:
—
Водитель открыл дверь, и из комнаты вырвалась волна затхлого теплого воздуха. Потом он обернулся — и одним стремительным, едва заметным движением сграбастал мою рубашку и дважды врезал мне кулаком по лицу. Боль от этих двух ударов превосходила все, что мне пришлось сегодня испытать, главным образом из-за ее неожиданности. Я зашатался, ноги подкосились, однако он твердой рукой удержал меня в стоячем положении, сгреб и втолкнул в душную тьму помещения.
Я сильно ударился лопаткой и несколько раз перекатился по холодному бетонному полу. Надо мной вспыхнули лампы дневного света. Это была большая комната без окон. Вдоль стен тянулись высокие складские стеллажи, достававшие до самого потолка. Почти все пустовали, только на одном стояло несколько пятилитровых бочек с растительным маслом и пара мешков риса. Один из мешков прохудился, и большая часть содержимого высыпалась на грязный пол.
Бандиты зашли в комнату: водитель спокойной уверенной походкой, за ним следом, чуть медленнее, парень с пушкой. Я попытался встать. Водитель пнул меня ногой по лицу, и я снова оказался на полу. Из носа потекла кровь, зрение на несколько секунд помутилось. Но я успел среагировать и свернулся в клубок, когда он опять пнул меня. Удар вместо лица пришелся на предплечье.
Больше всего пугало, что избиение происходило в полной тишине — словно на меня не стоило и слов тратить… Они пытались меня сломить, подавить само желание к сопротивлению. Я еще плотнее сжался в клубок и крепко зажмурил глаза. Удары сыпались без конца.
Меня внезапно поставили на ноги и куда-то потащили — как оказалось, к деревянному стулу с привинченными к полу ножками и высокой прямой спинкой. С него свисали круглые железные оковы для рук и ног. Я принялся вырываться и заработал точный удар по почкам, нанесенный как бы между делом. Водитель усадил меня на стул и прижал мою голову к спинке, больно сжимая мне лицо своей лапищей. Другой рукой он, по-прежнему молча, защелкнул наручники на моих запястьях.
Потом отступил на шаг и ударил плашмя ладонью меня по лицу, угодив точно по свежим швам. Рана снова открылась, во все стороны брызнула кровь.
— Ну, сука, где оно? — спросил он.
— Да о чем вы?
— Ты мне тут дурака не валяй. Ты знаешь, о чем я.
— Нет! Честно! Я не знаю, чего вам надо!
Он повернулся к напарнику, который стоял чуть позади и спокойно наблюдал за происходящим.
— Отстрели этому уроду коленную чашечку, — сказал он и отошел в сторону.
Второй подошел поближе, поднял пистолет и нацелился на мое колено. Я стал яростно извиваться, чуть не плача от собственной беспомощности. По телу обжигающими волнами расходился страх. Ствол приблизился и остановился в каком-то футе от меня. Я слышал дыхание человека в маске. Его серые глаза ничего не выражали. В них не было никакого сочувствия. Я отвернулся, чтобы не видеть этого взгляда.
— Твой последний шанс… Где оно? — повторил водитель. — Если не скажешь, мой друг сейчас выстрелит.