Без права на пощаду (Школа обаяния)
Шрифт:
– И как вы думаете, чем мы тут занимаемся?
– Обучаете агентов КГБ, как сойти за американцев.
Буров снова испытующе посмотрел на Холлиса и спросил:
– Откуда вам это известно?
– Мы догадывались об этом.
– Вы и Айлеви?
– Да.
– Понятно. И вы арестовали кого-нибудь из выпускников этой школы?
– Да. Келлумов.
Буров перегнулся через стол.
– Когда вы раскрыли их?
– Только... по-моему, в прошлый четверг или пятницу. Какой сегодня
Вместо ответа Буров снова спросил:
– А Додсон? Где Додсон?
– Не знаю.
Буров встал из-за стола и подошел к окну. Он застыл, разглядывая темный сосновый бор.
– Если вашим людям известно об этом месте, то почему же вы ничего не предпринимаете?
– В настоящий момент мое правительство заинтересовано в мирных переговорах с Москвой.
– Значит, оно не хочет огласки этого дела?
– Я так понимаю.
– Но если Додсон каким-то образом свяжется с вашим посольством?..
– Его заставят заткнуться.
– Да неужели? – усмехнулся Буров.
– Я думаю именно так. А вообще мне неизвестно, что там делается.
– Да. Я бы предпочел, чтобы вместо вас здесь сидел Айлеви.
Холлис протер усталые глаза. Он понимал, что все его слова записываются, и, возможно, сказанное им пропустят через анализатор голоса. Позднее ему зададут те же вопросы на детекторе лжи, а в следующий раз, наверное, ему придется отвечать уже под воздействием наркотиков. Но стоит им заметить какие-либо несоответствия в его ответах, начнется допрос с применением электрошока, и все раскроется.
Буров продолжал, что называется, «мягкий» допрос, а Сэм отвечал коротко и бесстрастно. Буров был неплохим следователем, однако явно не относился к профессионалам экстракласса второго отдела КГБ.
Холлис подумал, что «следователи» «западной Лубянки» в Вашингтоне справлялись с этой задачей куда лучше. С другой стороны, Холлис, будучи военно-воздушным атташе со статусом дипломатической неприкосновенности, никогда не предполагал, что когда-либо влипнет в такую историю, и его подготовка к подобным ситуациям была явно недостаточной.
Буров же был вполне уверен в своих силах самостоятельно справиться с этой задачей, поэтому он и предпринял в Можайске и в ресторане «Лефортово» собственные контрразведывательные действия.
– Не могу представить, чтобы ваше правительство допустило продолжение нашей деятельности, – произнес Буров. – Даже в интересах мира. Уже сейчас в Америке находятся тысячи наших агентов, а мы выпускаем более двухсот человек в год. Итак, что намерен предпринять Вашингтон в ЭТОЙ ситуации?
Вот, подумал Холлис, в чем суть дела. И он ответил:
– Я так понимаю, что Госдепартамент хочет урегулировать этот вопрос
– Вот как? Эти дипломаты, как бабы. А что хочет предпринять ЦРУ?
– Дунуть в свисток. И дать знать об этом мировой прессе.
– Ах да. А Белый дом?
– Ну, они где-то посередине.
– А ваши люди из Пентагона?
– Они морально заинтересованы в судьбе попавших в плен пилотов.
– А вы лично? Вы, полковник Сэм Холлис?
Холлис позволил себе выдавить улыбку.
– Я просто хочу убить вас.
Буров усмехнулся в ответ.
– Да? А я уж подумал, что вы хотели работать на меня.
– Как сказать...
Буров кивнул и спросил:
– Кто-нибудь предлагал прямую акцию, направленную против этой школы?
– Что вы имеете в виду?
– Ну, например, вытащить отсюда одного-двух человек и предъявить в качестве доказательств.
– Об этом я ничего не знаю. Судя по тому, что мне довелось увидеть здесь, это невозможно.
– Да, вы правы. Побег Додсона – результат внутреннего заговора здесь. Без помощи со стороны. Правильно?
– Мы в этом не участвовали.
– И встреча Фишера с Додсоном оказалась чистой случайностью?
– Разумеется. Вы же слышали пленку с записью разговора Фишера. К тому же он не наш человек.
– А ваше появление в этих местах и вынюхивание – разве это не попытка вытащить отсюда заключенного?
– Нет. Поехали только мы с Лизой Родз, и сделали это по собственному усмотрению.
– Вы не вступали в контакт с заключенными внутри лагеря?
– Нет.
– А с кем-нибудь из служебного персонала?
– Нет.
– У вас есть завербованные советские граждане за пределами лагеря?
– Во всяком случае никого, кто имел бы связь с лагерем, нет.
– Однако вы же вербуете агентов среди советских граждан.
Холлис решил, что пора поставить точки над i, и сказал:
– Мы не нанимаем их на работу. Они не получают ни копейки. Они делают это потому, что ненавидят КПСС и КГБ.
– Сообщите мне их фамилии, Холлис, – приказал Буров.
– Мне не известны их настоящие имена. Только кодовые.
– Мы все выясним.
– С какой стати я должен сообщать вам что-то, если меня расстреляют?
– Потому что я могу сделать с вами кое-что похуже, чем расстрел.
– А я могу покончить с собой прежде, чем вы сделаете что-то со мной.
– Не думаю.
– Я могу проткнуть этой шариковой ручкой яремную вену. Вы даже представить себе не можете, каким еще штучкам обучают офицеров разведки.
– Ах да... Ручка. Итак, значит вы считаете свои мозги офицера разведки настолько ценными, что не позволите их вышибить?