Без права на слабость
Шрифт:
– Ни в чём, – качаю головой. В свете прозвучавших упрёков мои проступки выглядят ещё безответственнее. Я сама себе отвратительна, куда перед самым дорогим человеком признаться?
Что странно, наедине с собой ситуация видится иначе: на скрипке я захотела играть лет в шесть, потому что родители в ту пору взахлёб восхищались достижениями детей папиных коллег, а привязанность к Виталине возникла на почве запрета торчать во дворе – она единственная заглядывала к нам в гости. Что я знала в том возрасте о расценках в частных школах? Ничего. И Виктор… как можно упрекать за мою боль? Он не
Чувство стыда душит осознанием собственной трусости, но признаться маме значит расписаться ещё и в небывалой дурости. Что мешало мне отнестись серьёзно к подкатам Каурова? Наверное, то же, что толкнуло в машину Беды – исключительно безалаберность.
Кто будет любить такую недалёкую дочь? Эгоистку и неудачницу.
Единственный раз, когда папа сказал, что гордится мной, случился, когда я, отбросив капризы, согласилась на переезд. Такими откровениями от матери мне этих слов никогда не дождаться.
– Валерия, ты почему молчишь? Плачешь?
– Нет, мам, – широко улыбаюсь, шмыгнув носом. – Спасибо за совет. Обещаю, я буду сильной.
– Знаешь… – она нерешительно медлит, и я сползаю вниз по двери, потому что от волнения не держат ноги. Неужели мама произнесёт это чёртово «люблю тебя»?! – Не думала, что скажу это, но… я даже рада, что ты поживёшь у Анжелы. Она борец. И всегда добивается цели, неважно как. Бери пример.
Я делаю глубокий вдох, чтобы скрыть разочарование.
– Хорошо. Уже поздно... мне пора ложиться. Спокойной ночи, мамочка.
– Выше нос и у тебя непременно всё получится.
Пока у меня получается только запереться изнутри и проигнорировать папин робкий стук, притворившись спящей. А затем на цыпочках проскочить в душ, чтобы привести себя в порядок. Переодевшись ко сну, снова запираюсь, ложусь на свою узкую, неимоверно жёсткую кровать и целую вечность ворочаюсь, слушая, как засыпает дом.
Одной мне не спится. Последние дни оказались слишком изматывающими, но даже с оглядкой на прошлые неприятности мысли о туманном будущем давят на виски, не принося никакого облегчения. Здесь – Беда, в старой квартире – Кауров, в нормальный универ в этом году уже не примут, денег нет, общежитие не светит. Куда ни плюнь – везде засада.
Однако хуже всего моя адская тоска по нашей с Бедой переписке. Мне так невыносимо не хватает его – виртуального. Я тоскую по его отвратительному «детка», которое напечатанным казалось даже милым; по тому, как он чувствовал моё настроение и спешил разузнать, что стряслось, да только сам о себе почти ничего не рассказывал. Теперь понятно почему.
Чего скрывать, даже сейчас, глядя на выключенный ноут, или слыша как Тимур вворачивает в разговор такие знакомые мне словечки, предательски щемит в груди. Ненормальная.
А глубоко за полночь меня окатывает ужасом от тихого скрежета в дверном замке. Очень-очень нехорошего
Спину пробирает озноб, а интуиция истошно кричит об опасности. У меня есть одно мгновение на то, чтобы вскочить с кровати и ещё одно, на этот раз какое-то резиновое, на поиск чего потяжелее. Одновременно с осознанием явно дурных намерений ночного гостя бесшумно отворяется дверь. Глаза, привыкшие за столько времени к темноте, без труда распознают обнаглевшую мишень, а недавняя тоска затихает под гнётом тревоги.
– Ещё хоть один шаг и ты труп, – тепло здороваюсь я, перекладывая скрипку из одной руки в другую.
– Ты же в курсе, что я быстрее, – с глумливым сочувствием усмехается мой сволочной без пяти минут сводный брат.
– Скорость звука тебе не обогнать.
– Кто ж спорит?
– Вот и хорошо, потому что я сейчас закричу.
– Хорошая попытка, но… нет. Детка, ты полностью в моей власти и мы оба знаем почему, – совершенно уверенный в своём превосходстве Тимур протягивает руку, чтобы взять меня за локоть, но хватает лишь пустоту.
– Только тронь меня, идиота кусок, – предупреждаю, отступая к окну, и для храбрости представляю, как звучно треснет его голова под весом скрипки.
– Опять ты всё портишь, дурочка. Я ведь честно хотел по-хорошему…
Мурашками по коже
– Ты? По-хорошему? – отступаю на шаг, уворачиваясь от ленивого захвата. – Оставь эти сказки для других, глядишь, может, кто и поверит. Я знаю, какой ты на самом деле.
– Дай угадаю? – иронично шепчет Тимур и делает резкий выпад вперёд. Снова неудачный.
В свете луны, льющемся из окна, тускло серебрится серп серьги, подчёркивая насмешливую улыбку. Не слишком-то он и старается меня сцапать, пока только страх наводит.
– Ну, попробуй…
Он плавно продолжает надвигаться, мягко ступая по деревянному полу босыми ногами, а я соответственно пячусь, ни на миг не теряя бдительности. Меня дезориентирует его пугающая импульсивность.
– В твоём понимании я тот самый козёл, который посмел разбить твои красивые девчачьи иллюзии и показал реальность такой, какая она есть: прогнившей ото лжи и лицемерия, – его голос звучит всё глуше, с каждым словом окрашиваясь новыми оттенками яда. – Наивная Лера доверилась первому встречному, а тот подло растоптал её влюблённость до хруста розовых стразиков под своей подошвой. Да как он посмел? Отброс паршивый…
– Я рада, что между нами наступило полное взаимопонимание, – тихо рычу, едва не забыв в последний момент, что мы рискуем быть услышанными. – А теперь вали из моей комнаты!
Он лучезарно улыбается и вот теперь мне реально становится не по себе. Я кожей чувствую его подавляющую энергетику, которая напрягает полнейшей непредсказуемостью.
– Не могу, детка. Я слышу страх в твоём голосе, – сделав ещё один выпад, он быстро проводит пальцами по моим волосам. Почти неосязаемо. С неожиданной лаской. – Иди к братику, он тебя обнимет. Не нужно меня бояться, я теперь тоже от тебя в какой-то мере зависим. Давай просто заключим сделку?