Без права выбора
Шрифт:
…Говорухин сидел в хате с командиром первой сотни Боровковым. На столе, среди бутылок и мисок с закуской, красным раструбом сверкал граммофон, и хриплая пластинка вопила залихватски:
Кровавое Вильгельм пляшет танго, Хоть и разбит он и с тыла и с фланга…Хорунжий прихлопывал рукой по столу в такт куплетам, звякали пустые стаканы. Багровое и опухшее от многодневного пьянства, его лицо было
— Вот вы, Фаддей Иванович, — говорил Боровков, стараясь пересилить граммофон, — тоже были в Германии. Слышал, там была революция. Ну, у нас-то, я понимаю, немцы революцию произвели. А вот у немцев кто же?
— Не было у них революции! — сказал по-пьяному, растягивая слова, Говорухин. — Не было и не могло быть. Немцы, брат, народ аккуратный!
— Однако я слышал, — возражал тоже захмелевший Боровков, — что Вильгельм…
— Что? — спросил Говорухин и, подняв глаза, увидел в дверях своего ординарца и незнакомого ему человека в гимнастерке без погон.
— Кто такой? Я ж говорил, чтоб никого!..
— Позвольте доложить, ваше благородие (у себя в войске Говорухин ввел прежние обращения)! — отрапортовал ординарец. — Они от их превос… их высокоблагородия полковника Назарова.
Говорухин почувствовал, что то неотвратимое, что надвигалось на него последние недели, пришло.
Словно испугавшись чего-то, смолк граммофон, только игла продолжала с шипением скоблить пластинку. Говорухин стукнул по ней кулаком. Жалобным звоном ответила граммофонная пружина.
Сотенный Боровков, чуя неладное, встал.
— Кто такой? — мрачно спросил Говорухин, глядя на гостя.
— Поручик Ремизов, с особым поручением от господина полковника.
Хорунжий тупо молчал, потирая разбитый о граммофон кулак.
— От полковника? — наконец переспросил он. — А как зовут полковника?
— Иван Семенович, — удивленно пожал плечами поручик. — Я думал, вы предупреждены. Вы позволите сесть?
Ничего не отвечая, хорунжий, пошатнувшись, встал и вдруг дико заорал на Боровкова и ординарца:
— Чего уставились? Марш отсюда! И чтоб ни одна душа!..
Поручик, не дожидаясь приглашения, сел. Говорухин, продолжая пошатываться, прошелся по комнате. Подойдя к столу, он налил самогон в два стакана. Горлышко бутылки дробно позвякивало о край.
— Пейте, поручик, — сказал он.
— Может быть, сначала о деле?
— С приездом! — ответил Говорухин, опрокинув стакан в горло.
Ремизов хлебнул и брезгливо поморщился.
— Ввиду того что я провел предварительную проверку, мне не нужно от вас никаких подтверждений, — сказал он. — Могу приступить прямо к делу…
— Какие еще проверки? — Говорухин взял со стола соленый огурец. — Вам Иван Семенович говорил обо мне что-нибудь?
— Н-нет. — Под пристальным пьяным взглядом Говорухина поручик почувствовал себя как-то неловко. — Я имею приказ
— А какая мне в этом надобность? — Говорухин снова налил самогон, но на этот раз только себе.
— Такова директива из Ростова. Я думал, что вас уже предупредили. Мы должны скоординировать наши действия.
В отравленном мозгу Говорухина гвоздем сидела только одна мысль: помнит ли полковник Маныч? Бывает, что люди забывают, или, может быть, он тогда потерял сознание?
Он взял со стола стакан, но, подержав перед собой, со стуком поставил его на место.
— Ладно, — сказал хорунжий. — Я встречусь с полковником. Но только с глазу на глаз. А сейчас пейте, поручик.
Ремизов пить не стал.
— Мы должны назначить место и время встречи.
— А мне все равно, — ответил Говорухин.
— Хорошо! Тогда завтра, ну, скажем, в семь вечера. На мельнице у хутора Сурчиного.
— Да хоть и у Сурчиного…
Ремизов встал.
— Я могу надеяться, что господин хорунжий назавтра не забудет?
Красное лицо Говорухина побагровело еще больше.
— Слушай, — сказал он вдруг тихо и внятно. — А что, если я тебя сейчас шлепну? Ты думаешь, Говорухин пьян?
— Вы будете нести ответственность перед штабом! — спокойно ответил поручик, и что-то в его тоне подсказало хорунжему, что полугодовая вольница кончилась. Но он еще не хотел сдаваться.
— Ну, ладно, катись отсюда! — сказал он.
На следующий день с десятью надежными казаками Говорухин поскакал к хутору Сурчиному. Отряд шел открыто, потому что у всех были документы, удостоверявшие принадлежность всадников к милиции, что подписью и приложением печати подтверждалось. Таких заготовленных документов у Говорухина было много.
Не доезжая до ветряка, что стоял на краю Сурчиного, Говорухин, велел казакам спешиться и стать на краю перелеска, саженях в трехстах от ветряка.
Время было еще едва за полдень. Часам к пяти дня на дороге, выходившей из балки, появились два всадника. Они посовещались о чем-то на виду у говорухинского отряда. Потом один двинулся к ветряку, а второй неспешной рысью к роще, где стояли казаки.
— А ну, хлопцы, взять его, только тихо! — сказал Говорухин.
Когда Ремизова — это был он — подвели к хорунжему, он сказал поручику:
— Это на всякий случай, поручик. Я с вашего разрешения сообщу господину полковнику, что вы здесь у меня. Если он чего недоброе задумал, уж не взыщите!
Круто повернув коня, Говорухин поскакал к мельнице. Он резко открыл скрипучую дверь и остолбенел: перед ним, широко расставив ноги на пропитавшейся мукой белой земле, стоял человек. Он был похож на полковника Назарова. Но это был не полковник Назаров.
ОТНОШЕНИЯ ПРОЯСНЯЮТСЯ