Без Путина. Политические диалоги с Евгением Киселевым

Касьянов Михаил

Позднее я уже самиздат почитывал. Помню затертые машинописные листы — «Мастер и Маргарита» и «Один день Ивана Денисовича».

Не бывало такого во времена нашего детства, чтобы чадолюбивые интеллигентные родители не пытались приобщить дитя к прекрасному. Меня вот и на фигурное катание водили, и на рисование, и в шахматный кружок во Дворце пионеров (туда, правда, я ходил с удовольствием, потому что получалось играть и выигрывать). И музыкой пытались заинтересовать, хотя до музыкальной школы дело не дошло…

У меня дошло. Причем играть по воле родителей я учился на виолончели.

Честно скажу, для меня это было мукой — нужно было ехать после уроков на поезде в Москву, в Очаково. Мальчик с тяжеленным инструментом, нотами, понятное дело, идеальный объект для насмешек сверстников. Короче, в какой-то момент я взбунтовался: не пойду больше на музыку, и все тут. Родители, слава Богу, проявили мудрость и уступили. А музыкальные знания пригодились: когда повзрослел, стал играть ударником в самодеятельном вокально- инструментальном ансамбле.

Что играли?

Как легко догадаться, модный тогда рок, а ныне классику 60-70-х годов: Beatles, Pink Floyd, Deep Purple, Led Zeppelin…

Дисками и джинсами обменивались, покупали их и продавали. Рубашки «разводами» красили. А еще я очень увлекался радиотехникой. Делал радиоприемники, различные усилители, в том числе для нашего ансамбля, разные «квакушки», «фузы» и т. п.

Оттого что вы жили в Солнцеве, под Москвой, никогда не возникало комплексов? В то время не было такого социального расслоения, такого разрыва в уровне жизни между теми, кто внутри Садового кольца, и теми, кто за МКАДом, но все же… Не было ли ощущения, что вы — «второй сорт» по сравнению с ребятами, которые жили, к примеру, на том же Кутузовском проспекте?

Даже в голову не приходило ничего подобного! И в центр Москвы мы ездили часто — в кино, в театр, в музеи. Напротив, мы гордились своими преимуществами: жили ведь практически в лесу, почти как на даче, воздух великолепный, природа. Зимой на лыжах гоняли, у меня второй взрослый был.

Уж больно правильным вы росли юношей. Неужели совсем не зажигали? Не курили, не пили?

Да бросьте — я рос нормальным парнем. Все было: девушки, вино, сигареты. Случалось, и водку пили, правда, не напивались. Как-то не принято это у нас было.

Курить я начал рано, курил много, иногда выходило по две пачки в день, а бросил совсем недавно, когда уже был премьером. Понял вдруг, что привычка стала в тягость. Первые месяца два было тяжело, а потом — все, как отрезало. Но если бы я не курил в молодости, глядишь, вся жизнь по-другому бы сложилась…

Эту историю я вам потом расскажу.

Хорошо. Тогда сейчас про армию.

Аты-баты, шли солдаты

Должен честно признаться: во времена моего школьного детства, в начале 70-х, когда армейская служба из сугубой абстракции с каждым новым месяцем неумолимо превращалась в суровую реальность завтрашнего дня, у большинства сверстников моего круга — и я тут не исключение — эта перспектива вызывала панический ужас. Именно в те годы в армии стала стремительно распространяться страшная зараза под названием «дедовщина». Москва полнилась слухами о том, как старослужащие («деды», «дембели») издеваются над новобранцами, заставляют себе прислуживать, самым изощренным образом унижают и даже

бьют смертным боем. Молва гласила, что хуже всего приходится изнеженным отпрыскам столичных интеллигентских семей. «Деды», как утверждалось, больше всего любят выбирать своими жертвами вчерашних отличников, пай-мальчиков, неуклюжих книгочеев, неспортивных маменькиных сынков.

Один мой знакомый, типичный недобитый интеллигент, которому не удалось избежать солдатчины, почему-то больше всего боялся, что «дембели» заставят его пить одеколон. И перед уходом в армию (только представьте себе!) специально учился глотать «Шипр» Потом со смехом рассказывал, что его вкус отведал в жизни только раз: во время тех самых «тренировок»

Но тогда было не до смеха. Страшные слухи о дедовщине подтверждались теми, кто приходил из армии. Мой двоюродный брат, вернувшись домой, был афористичен: «Армия, конечно, школа жизни, но оканчивать ее лучше заочно».

Страх перед армией мастерски использовали в своих целях родители и учителя. Одним были нужны высокие показатели успеваемости, другим — чтобы их сыновья поступили в престижные вузы. Для этого нужно было усидчиво готовиться, неделями не вставая из-за стола. Ведь на иных факультетах МГУ, в МГИМО, Инязе, в Физтехе конкурс был так высок, что все экзамены надо было сдавать на одни пятерки. «Смотри, доразвлекаешься, попадешь в армию!» — эти слова слышал, наверное, каждый десятиклассник, как только пытался улизнуть в кино или просто погулять.

Хоть я и поступил в институт, армия меня не миновала: не успел я окончить Институт стран Азии и Африки при МГУ, как очутился молоденьким лейтенантом в Афганистане. Прослужил там военным переводчиком два года, буквально день в день. Солдатскую лямку тянуть мне не пришлось, зато попал я на войну — неизвестно, что лучше.

Будущему премьеру Касьянову пришлось отслужить срочную службу.

Михаил Михайлович, вы же после школы поступили на дневное в МАДИ. Как потом в армию-то загремели?

Ну, это самая обычная история. Когда в 1975 году я учился на втором курсе в МАДИ, умер мой отец. Стало не хватать денег — у отца была хорошая пенсия, 132 рубля, самая большая по тем временам для обычного гражданского человека. Пришлось перевестись на вечернее отделение института и пойти работать. Я стал старшим мужчиной в семье.

Смерть отца стала для меня тяжелейшей утратой. Мне ведь было только 18 лет, и все казалось таким простым и ярким. Я даже не замечал той могучей опоры, которая держала мою жизнь. И вдруг я понял, что больше не на кого положиться. И мать заболела сразу после смерти отца.

Я недавно услышал совершенно пронзительную фразу: «Я родился после смерти отца». Точно могу сказать — это обо мне. Из студента-разгильдяя, любящего попить пивка, прогулять лекцию, вдруг стал «прорастать» совершенно другой человек. Тогда я стал вспоминать все наставления отца. Его слова, которые я ранее с беспечностью пропускал мимо ушей, начали наполняться каким-то новым смыслом.

А где вы работали, когда перевелись на «вечерку»?

Пошел на обычную стройку простым бетонщиком. Я учился на дорожно-строительном факультете, так что работа была почти по специальности. Да и платили неплохо. Дальше все автоматом: отсрочка от службы предоставлялась только тем, кто учился на дневном, поэтому через четыре месяца — повестка. Короче, забрали меня весной 1976 года.