Без семи праведников...
Шрифт:
Леричи не был готов к поединку с богом войны. Страшный удар ди Грандони перерубил меч противника у самой рукояти, и остановился Грациано, только различив перед глазами белый шест судьи и чепец на Леричи.
Теперь Чума очнулся, подняв забрало. Он, оказывается, едва не добил Адриано. Что это с ним было? Поверженный противник смотрел на него с ужасом, как на сумасшедшего. Зрители молчали, потом разразились воплями. Грациано стало неловко. В бою он был охвачен неизъяснимым опьянением, сердце билось каким-то кровавым порывом и жаждало резни. Он полной грудью вдыхал горячий и острый пар от своей лошади и почти ничего не помнил. Люциано, дымящийся и взмыленный, фыркал, вытягивая
Возбуждённые поединком дамы что-то кричали, герцог, покачивая головой, сел, и тут на ристалище в своей поношенной рясе появился Портофино и тихо поинтересовался у дружка, какая муха его укусила? Тот и сам не знал. Он бросил взгляд на Камиллу. Синьорина с жалостью смотрела на плачущую Бенедетту Лукку и утешала её. Менестрель звучным высоким голосом запел величальную.
На бой выходят два героя. Коль победит один из них, Кого, скажите, из двоих Храбрейшим назовёте? Хотите вы иль не хотите, А доблестнее победитель!Франческо Мария, видя, что дамам не до награждения, жестом показал епископу на племянницу, призывая поторопить её вознаградить победителя, сам вручил Песте великолепное седло работы знаменитого Марчелло Лабано и латы от миланца Пиччинино. Камилла, повинуясь дяде, под сотнями глаз поднялась, протянула кубок мессиру Грациано Грандони и надела на его голову лавровый венок. В глазах её застыл ужас, и Камилла торопливо отвернулась от него.
Чума злился на себя до ругани, шепча под нос проклятия. Он не слышал поздравлений Ладзаро Альмереджи, не видел своего оруженосца, спрашивавшего, в замок или домой отвезти награды господина, в глазах Чумы плыло ристалище, и странно двоилась фигурка Камиллы Монтеорфано. В висках стучало, руки тряслись. Идиот! Что он вытворил? Но тут вдруг среди стука перекладин собираемых шатров, пения менестрелей и разговоров челяди раздался крик герцога, зовущего д'Альвеллу.
— Тристано! Дьявол! Что творится?
Все обернулись к его светлости и заметили возле него бледного человечка с перекошенным лицом. Д'Альвелла поспешил к повелителю, и тут открылось, что пока они забавлялись турнирами, убийца в замке не знал отдыха: слуга, принёсший в комнату мессира Тиберио Комини обед, обнаружил своего господина мёртвым. Несчастный был отравлен.
Луиджи, домоправитель мессира ди Грандони, и его паж Винченцо были, пожалуй, единственными людьми в толпе, кто не обратил большого внимания на сообщённое. Оба они оприходовали награды господина, оттащив седло, латы и кубок, взятый из расслабленных рук мессира Грациано, к его шатру, любовались ими и тихо обсуждали, как лучше довезти их домой. Все остальные замерли в молчании. Чума задумчиво снял шлем и всунул его в руки Лелио Портофино, который в не меньшей задумчивости, перебирая чётки, надел его себе на голову, уподобившись центуриону.
Между тем Тристано д'Альвелла махнул рукой Салингера-Торелли. Присутствие большого количества знати на турнире, по крайней мере, давало возможность обелить многих. Пьерлуиджи понял подеста и уже на ходу вытаскивал из кармана колета сверенные списки.
Участниками турнира были
Среди почётных гостей обретались главный раздатчик милостыни епископ Джакомо Нардуччи и инквизитор Аурелиано Портофино, каноник Флавио Соларентани, наставник принца Бартоломео Риччи, секретарь Григорио Джиральди, наставник принцесс Франческо Сагарелли и управляющий хозяйством замка Пьерлуиджи Салингера-Торелли. Тут же были лейб-медик Бениамино ди Бертацци, главный церемониймейстер Ипполито ди Монтальдо, сенешаль Антонио ди Фаттинанти, референдарий Донато ди Сантуччи, хранитель печати Наталио Валерани и камерир Дамиано Тронти, сидевший рядом с синьориной Торизани. А где Антонелло Фаверо, Джордано Мороне, Энцо Витино? Вот они. Все здесь. Пьетро Дальбено, получивший кличку «говнюк», несколько дней назад покинул замок. Скатертью дорога. Ну и что это давало? Кто вне подозрений?
— А никто, Тристано, окромя Грандони да Леричи, да ещё, пожалуй, епископа с присными. До города — десяток минут ходьбы, а езды и всего ничего. Отлучиться мог любой, — охладил пыл начальника тайной службы его подручный Ладзаро Альмереджи.
— И ты видел отлучавшихся, Ладзарино?
— Я и сам отлучался, винца попить у матушки Розы на постоялом дворе. И там кого только не видал… время от времени. И референдарий заглядывал, и поэт, и медикус, и хранитель печати, и учёные мужи Риччи с Джиральди тоже набрались солидно. Выпить-то все не дураки. А тут ещё три постоялых двора и дыр всяких без счёта…
— Ты участвовал в первой схватке с Сантуччи…
— Ну да, его одолел, справился с Бальди, а потом проиграл Альбани…
— Что так?
— Так я же видел, что следующий Леричи. А кривляка чёртов своих четверых уже к тому времени уложил. Зачем мне победы? К тому же, надо же быть благородным, — злорадно промурлыкал наглец, — и дать моему дружку Петруччо иногда почувствовать себя мужчиной, — сукин сын снова нагло усмехнулся. — В итоге Альбани был разбит Леричи, а я тем временем уже винцо попивал у Розы…
— Мудр ты, Ладзарино, — без всякой злобы, но с лёгким оттенком презрения обронил Тристано д'Альвелла, — и кто же, как полагаешь, прикончил интенданта?
— Недели полторы назад его Портофино с лестницы спустил, — наябедничал Альмереджи, — но отравить он его не мог, все время по левую руку от епископа сидел и никуда не отлучался. На постоялый двор он не заглядывал.
— Портофино? С лестницы? А покойник сказал, упал сам. Откуда ты знаешь?
— А чего тут знать? Сам видел. Мы с Энрико в «дохлого поросёнка» в закутке играли и всё видели. Вытащил он его из библиотеки, за шиворот схватил и мордой вперёд в лестничный пролёт со всей дури и отправил. Как куклу масленичную. После чего, даже не обернувшись, с физиономией каменной зашёл к ди Грандони. Тот до этого кувшин вина от Бонелло к себе притащил и минестру по-неаполитански.
— А Тиберио?
— А что Тиберио? Покряхтел десяток минут, потом поднялся и к себе пополз, ногу за собой волоча. Силёнок-то его милости не занимать — он не слабак, на баб-то не растрачивается. Я вообще думал, интенданту не подняться.
— Интересно…
— Разве?
Начальник тайной службы положил себе непременно выяснить причину столь немилосердных действий его милости служителя Христова, но пока просто проводил глазами Аурелиано Портофино и Грациано ди Грандони, покидавших турнирное поле верхом.