Без социалистического реализма (рассказы)
Шрифт:
– - Так значит никаких происшествий?
– - Никаких, -- отвечает с некой ноткой сожаления дворник.
– - Без прописки никто не ночевал?
– - Не замечал чтой-то.
– - Так, так...
Это стандартное вступление Дальше управдом Голубцов пускает еще один густой клуб дыма и начинает вкрадчивым голосом:
– - А как у Поскунова, не приходила ли к нему та блондинка?
– - Не замечал, -- уклончиво замечает дворник.
– - Замечать надо, товарищ Квасников. Это служба, -- строго говорит Голубцов.
– - Я стараюсь, товарищ управдом, стараюсь, но где
– - А как у Коноваловых? Собирались студенты7 -- опять переходит на вкрадчивый тон Голубцов.
Дворник вздыхает, говорит, что дом большой, жильцов много, люди входят и выходят. Управдом задает еще несколько вопросов и идет с домовой книгой в милицию.
Так бывало каждый день. Но в это утро на вопрос: "Так значит никаких происшествий?" -- дворник помедлил с ответом, погладил усы и задумчиво сказал:
– - В общем можно считать, что было происшествие.
Заспанность словно рукой сняло с глаз управдома. Дряблое его лицо напряглось, как перед прыжком:
– - Да ну?!
– - Да, было происшествие, -- подтвердил Квасников и медленно, с чувством, начал рассказывать: -- Вчера, понимаете, вижу я, тащит Коновалов домой чтой-то такое большое, в простыню завернутое.
– - Ага!
– - понимающе закивал Голубцов -- В простыню, значит, завернутое.
– - Заметил я это и думаю -- что такое? Почему несет? Что может быть в простыне завернутое? И засело это у меня в голове и никак не выходит из головы. Что же такое было в простыне? И решил я на всякий случай проследить.
– - Так и надо! Так и надо!
– - одобрительно закивал управдом.
– - И вот, понимаете, лег я вечером спать и все думаю. Не сплю, ворочаюсь, как будто меня клопы грызут. Потом повело меня на сон. Вздремнул я и все думаю, что же такое Коновалов в простыне в дом вносил? Во сне, понимаете, сплю и думаю. И вдруг слышу я шаги на лестнице. Кто-то так тихонько идет. Крадется, понимаете.
Управдом Голубцов неожиданно покраснел, нервно затянулся и глухим голосом спросил:
– - Сколько это часов было7
– - Я специально, понимаете, и на будильник посмотрел. Чиркнул спичкой -- двенадцать часов и четырнадцать минут ночи.
– - Ага, понятно, -- опять успокоился управдом.
– - Продолжай...
– - Нацепил я, конечно, штаны, накинул пальто и на лестницу. Надо, думаю, проследить.
– - Конечно, так и надо... Хвалю!..
– - Иду я по лестнице тихонько, ни гу-гу. Как мышь. И слышу, кто-то выше на один пролет потихоньку крадется. Ну, думаю, так честный человек красться не будет. И вдруг, слышу я, -- остановился. На четвертом, понимаете, пролете. И тихонько так, чевг-чевг, к двери Коновалова. Ага, думаю, тут тебе и разгадка!
– - дворник многозначительно поднял указательный палец.
Управдом Голубцов опять забеспокоился и спросил о времени.
– - Говорю вам, что то было в двенадцать часов четырнадцать минут ночи.
– - Ну, тогда продолжай, -- проговорил управдом и почему-то посмотрел на свои ручные часы. Он потряс руку, приложил часы к уху, завел до отказа, опять потряс рукой, прислушался.
– - Вот вам и теперешняя продукция, -- проговорил, сокрушенно вздохнув, дворник.
– -
Управдом смял папиросу и с отсутствующим лицом пожал плечами:
– - Что же, она в конце концов холостая... Бывает. Это жизнь...
– - Ага, думаю, вот тебе и шуры-муры!
– - торжествующим тоном продолжал дворник.
– - Не к одному, значит, Поскунову блондинка может быть ходит. Я того не видел, что к Поскунову, но тут, думаю, надо установить в точности. Решил я устроить засаду внизу около дворницкой под лестницей и подождать, когда этот субчик будет назад с лакомства идти. Может же то кто из женатых, предполагаю...
Бледное лицо управдома опять залило краской. Он опять закурил, затянулся несколько раз подряд, и, стараясь не смотреть на дворника, спросил:
– - Ну и как?
Дворник почесал затылок, помедлил и с сожалением произнес:
– - Не удалось! Сидел я в засаде, продрог и, думаю, дай на минуту пойду погреюсь. А он, этот субчик, наверное, в это время и смылся. Но я его еще поймаю. Подстерегу и вам доложу!..
– - Да, конечно!
– - с облегчением бодро произнес Голубцов.
– - А вот сейчас лучше может быть помалкивать. Не распространять слухов. А то у нас такие люди!.. Начнутся склоки, разговоры. Обвинят еще кого-нибудь невинного. Например, меня, -- он попытался честно и прямо смотреть в глаза дворнику.
– Жена моя, сами знаете, уехала. Так-так... А фартук у вас старенький, пора выдать вам новый.. .
– - Давно прошу выдать.
– - Я уж постараюсь.
Управдом умолк, посмотрел задумчиво на небо и постепенно лицо его приняло недовольное, раздраженное выражение.
– - Эх, отдыхали бы вы по ночам, старик!.. Откуда такая подозрительность? Какое вам дело до того, что Коновалов что-то в простыне носит? Жизни от вас никому нет...
Дворник с виноватым видом покручивал ус.
– - Так может, того, прекратить наблюдение?
– - Давно пора, прошли уже те годы...
Управдом Голубцов швырнул окурок, гневно растоптал его и поплелся в милицию, держа домовую книгу подмышкой.
Дворник стоял, опираясь на метлу. В лучах восходящего солнца он был похож на бронзовый памятник победителю, грудью своей защищавшему народ.
– ------
О росте благородства
Капитализм, бешеная погоня за долларами, все это сильно огрубляет нравы людей. Взять к примеру американских гангстеров. Ворвутся они в банк, кассиру -- пуля в лоб: не шевелись, мистер! Потом навалят деньги в мешки, погрузят в машину и умчатся, дико стреляя во все стороны. Ну, прямо таки, никакой жалости нет, никакого благородства. Но во всем этом, как еще указывал Карл Маркс, виноваты не гангстеры, а сама уродливая капиталистическая система, породившая уголовников. При социализме, как учил Карл Маркс, гангстеров быть не может.