Без ума от графа
Шрифт:
Поняв бесплодность попыток словами передать те ощущения, которые испытывала, Розамунда крепко поцеловала его.
Невинность этого поцелуя после грубой распущенности ошеломила Гриффина. Его затуманенное похотью сознание вдруг очнулось и заявило о себе, напомнив о своих правах.
Боже, о чем он только думал?
По правде говоря, после того как ему удалось завлечь ее сюда, в летний домик, он уже ничего не соображал, находясь в любовном угаре. Он провоцировал ее, возбуждал в ней желание и вместе с тем восхищался ею, превозносил ее и любил, но в грубом, плотском
Ее поцелуй не стал прелюдией к дальнейшей распущенности, напротив, он оказался барьером на пути разгоравшейся страсти, скорее, он был выражением чистого нежного чувства; он более обладал божественно сладким вкусом, которым обладает спелая ягода земляники, надкусанная и лежащая в собственном соку на языке. Такой поцелуй обольстил его сердце, точно также как его ласки обольстили ее тело.
Нет, так далеко заходить нельзя.
Руки Розамунды, нежно скользнув по его плечам, опустились ему на грудь. Гриффин весь задрожал от желания овладеть ею, сделать то, о чем он так долго мечтал, вместе с тем ее ласка непонятным образом лишала его мужественности, он чувствовал себя зеленым юнцом, беспомощно мнущимся перед девушкой на первом любовном свидании. Неужели вот так и закончится их столь восхитительное ночное свидание?
Он оторвал губы от ее губ и, схватив ее за руки, развел в стороны. Тяжело вздохнув, поднялся.
Она еле слышно вскрикнула, и по ее голосу было заметно, как она недовольна тем, что он прервал свои ласки.
Открыв глаза, она посмотрела ему в лицо.
— Что случилось?
Взглянув в последний раз на ее очаровательное полуобнаженное тело, Гриффин с мрачным видом натянул платье ей на плечи.
— Я воспользовался твоей неопытностью, — сказал он, чувствуя себя героем никудышной пьесы. — Еще немного, и у тебя больше не будет выбора — придется выйти за меня замуж.
Прошло около минуты, пока Розамунда поняла смысл сказанного; наконец дымка чувственной страсти, помутившей сознание, рассеялась. Ее синие глаза прояснились, в них промелькнуло ясное понимание всего того, что происходило между ними.
— Постой, разве ты не знаешь, что я уже все решила? Иначе я бы сюда ни за что не пришла.
Гриффин удивился — о чем она думала, чем руководствовалась, принимая столь важные решения? Но он был не из тех мужчин, которые позволяют женщинам думать.
Умный и находчивый человек извлек бы все выгоды из создавшегося положения. Ему следовало бы тут же воспользоваться ее согласием и немедленно жениться на ней. Ведь у него уже была брачная лицензия, благодаря помощи Девера. Стоило найти сговорчивого священника, и они смогли бы обвенчаться через несколько часов.
Ему следовало бы тут же продолжить с того же места, где они остановились, и в полной мере насладиться ее телом. А утром, когда горечь сожаления начнет жечь ей сердце, он просто поставил бы ее перед свершившимся фактом.
И тогда ему не надо было бы посещать вместе с Розамундой эти чертовы светские развлечения: вечера, рауты — все то, о чем она говорила ему. А неодобрение ее близких он вынес бы легко, ему нечего стыдиться. Кроме того, Девер вынужден был бы выполнять
И главное, Розамунда наконец-то стала бы его женой.
Все эти сложные и тонкие соображения промелькнули в его голове за одно мгновение. И в тот же миг он с негодованием отверг их как эгоистичный, своекорыстный вздор.
Тяжело вздохнув, он произнес:
— Миледи, в подобных делах не стоит спешить. Вы заслуживаете большего уважения, я в этом уверен, хотя вы, как мне кажется, ни о чем не думаете. Нам лучше подождать.
Розамунда нахмурилась.
— Итак, вы решаете, а я должна все выполнять, не так ли? Неужели я не могу изменить вашего решения?
— Нет, — ответил он. — Не можете.
— Но я не хочу ждать. Я хочу делать то, чем мы только что занимались. Да, я невинна, но мне известно намного больше, чем вы думаете.
Боже всемогущий! От удивления Гриффин растерялся.
— Вы женщина, и должны не подталкивать меня, а удерживать.
Почему из них двоих он должен первым говорить о соблюдении правил приличия?
Она рассмеялась. Смех был неприятный — низкий, вульгарный, саркастический смех, от которого у него по спине побежали мурашки.
— Странно, Гриффин, я не знала, что вы ханжа.
Если ее не остановить, то еще немного, и он обесчестит ее прямо здесь, на полу летнего домика, под кровом ее опекуна, и тогда им придется дорого заплатить за это.
— Сейчас, Розамунда, вы слишком взволнованы, не способны ясно мыслить и принимать разумные решения. Решать за вас буду я. Пойдемте.
С лукавой улыбкой она подошла к нему, соблазнительно покачивая бедрами, — такой он видел ее впервые.
— О, да вы испугались, Гриффин. Неужели боитесь, что я соблазню вас? — Она коснулась кончиками пальцев его губ. — Но как мне это сделать?
«Я уверен, ты можешь думать о чем-нибудь другом», — воскликнул его внутренний голос.
Справиться с пробудившимися похотливыми желаниями было нелегко, но многое стояло на кону и Гриффину не хотелось ничего портить.
Он схватил ее за руку, чтобы помешать дразнить и соблазнять его, и подтолкнул к выходу.
— Пойдемте домой, — буркнул он. — Живей.
— Постой, Розамунда, — вдруг раздался голос брата, звук вылетел из темноты подобно блестящему клинку рапиры.
От неожиданности Розамунда испуганно вскрикнула.
Она рассталась с Гриффином на пороге дома. Как хорошо, что его сейчас не было рядом, иначе случилась бы беда.
— Ксавье, как ты меня напугал!
Розамунда прижала руку к груди, чтобы слегка успокоиться.
Она попыталась разглядеть лицо брата, но в темноте ничего не было видно.
Откуда он? Догадывается ли он о чем-нибудь? Розамунда ненавидела ложь, но чтобы сохранить мир между братом и ее женихом, готова была лгать и изворачиваться. Узнай Ксавье о том, как был близок Гриффин к брачной ночи, он мог бы натворить немало глупостей.