Без Веры
Шрифт:
– Три! Андрюша, вперед, – словно собаке, отдал Чечев команду маленькому легавому в дождевике и фуражке, науськивая его на Кристину. И тот, не заставляя прапора, который, похоже, был старшим среди них двоих, повторять дважды, зловеще осклабился и охотно бросился выполнять приказ. Встал на колени на пассажирское кресло, перегнулся за спинку и протянул лапы к Кристине.
Та пронзительно взвизгнула и, не раздумывая, залепила Андрюше звонкую оплеуху. Фуражка слетела с коротко остриженной головы, обнажив две не по возрасту ранние большие залысины. Маленький обладатель длинного дождевика растерянно отшатнулся назад и выдал короткое,
Прапор угрожающе засопел.
И в этот момент Крис вдруг решила сменить тактику поведения, явно поняв всю бесполезность своей несознанки и агрессивного поведения, которое все равно ни к чему хорошему не приведет, а лишь усугубит ее незавидное положение. В упертой соплюхе наконец взыграл здравый смысл.
– Все, все, мужики! – Она отодвинулась от возбужденно подавшегося к ней Чечева, насколько это ей удалось на тесном сиденье, и вжалась в самый угол салона машины. – Все! Не трогайте только! Я сейчас сама… Я сейчас сама вам отдам… Только дайте достать… Сейчас, сейчас… Секундочку, мужики. – Она запустила в голенище ладошку, нащупала маляву, но зацепить ее не смогла, наоборот, лишь затолкала еще дальше. – Потерпите немного. – Ничего иного не оставалось, как только стаскивать грязный сапог.
Чечев замер, буквально нависнув над Крис своей свиной тушей. Андрей слазил куда-то вниз за фуражкой и, всем видом изображая горчайшее разочарование, стряхивал с нее воображаемую пыль.
– Сейчас. Уже достаю. – Кристина, изогнувшись всем телом, с трудом стянула с ноги сапог и вытряхнула из него миниатюрную посылочку, которую так и не смогла доставить адресату. – Вот. Ты это искал? – убрав со лба прядку русых волос, бросила она ненавидящий взгляд на Чечева. И выставила перед собой узенькую ладошку, на которой лежала напоминающая большую продолговатую виноградину малява. – Это, я спрашиваю?
– Да, это. – Маленькие глазки толстого прапора радостно заблестели, пухлые губы расползлись в победной улыбочке. – Давай сюда.
– Жди! – хмыкнула Крис и, двумя пальцами сняв маляву с ладошки, поднесла ее к забрызганному грязью лицу. – Надеюсь, дядя не дал вам добро на то, чтобы делать мне харакири?
Чечев, остолбенев от растерянности, молча наблюдал за тем, как проклятая девка, в последний момент оставив его в дураках, вложила в рот запаянную в целлофан записочку с зоны. Зажмурилась. По-птичьи дернула головой. С трудом сглотнула. Перевела дыхание. И, явно издеваясь над прапорщиком, пожаловалась:
– Воды нет запить. Урки, наверное, прежде чем глотать эту гадость, смазывают ее каким-нибудь жиром.
– Сучка! – До тугодума Чечева наконец дошло, что она натворила. И только страх перед грозным Кристининым дядей удержал его от немедленного самосуда над маленькой стервой, которая, нахально сожрав у него на глазах важнейшую улику против своего дружка Разина, теперь откровенно веселилась. Как ни в чем не бывало, натягивала на ногу красный резиновый сапожок и косилась на прапора голубыми глазами, в которых искрилось неприкрытое озорство нашкодившей первоклассницы. – Теперь тебе кранты, падла!
– Да что ты!
– Считаешь, у нас не найдется слабительного?! Думаешь, что не накормим им сейчас тебя?! – Чечев даже вспотел от переизбытка отрицательных эмоций, и на его мясистом носу выступили капельки пота. – Андрей, садись за руль. Поехали.
– Куда? – тоном наивной дурехи поинтересовалась Кристина, хотя об этом можно было и не спрашивать.
18
Обноновцы – здесь, сотрудники ОБНОН, отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков.
– К Анатолию Андреевичу, – вяло пробурчал еще минуту назад такой бойкий Чечев. Всерьез собиравшийся потрогать Крис там, «где маленьких девочек трогать нельзя». – К твоему родственничку, стервоза. Вот пусть он дальше с тобой и разбирается.
– Так он же на совещании.
Прапорщик промолчал.
Молчал и Андрей, полностью сосредоточившись на том, чтобы каким-нибудь неловким движением не урулить уазик с глинистой скользкой дороги в канаву или не засадить его в непроходимую лужу.
Молчала Кристина, размышляя о том, что хоть и сумела пока сохранить от дяди записку, это лишь незначительный, совсем незаметный успех на фоне утраты канала связи с Костиными друзьями и невозможности организовать в ближайшее время что-либо этому на замену.
Чечев не появлялся у меня с января. И слава Богу. Лицезреть лишний раз его круглую плоскую рожу без малейшего признака интеллекта у меня не было никакого желания. И вот, после более чем четырехмесячного перерыва, толстый прапорщик вновь почтил меня своим посещением.
Как и – кажется, уже давным-давно – в январе, они опять появились в гараже вдвоем: кум и Чечев. И опять прапор тащил цепь, на которую меня уже когда-то сажали. И опять кум продемонстрировал мне свой ПМ. Вот только вместо того, чтобы похвастаться тем, что стреляет без промаха и без проблем продырявит мне коленную чашечку, на этот раз Анатолий Андреевич, как только перешагнул через порог, коротко приказал:
– Лечь, Разин! Рожу в подстилку! Руки за спину!
– Чего?! – Я ошарашенно уставился на него. И на ядовито лыбящегося прапора. – Лечь?! Руки за спину?! С чего это вдруг?! Ты белены обожрался, любезный!
Я бы еще сказал что-нибудь. И о чем-нибудь спросил. Но Чечев не дал этого сделать. Уверенно шагнул ко мне, сидевшему на подстилочке, и без замаха не ударил, а просто пихнул ногой меня в бок. Я лишь беспомощно взмахнул руками и опрокинулся на спину.
Было не больно. Но как обидно! Как тошно жить инвалидом, беспомощным и неспособным дать сдачи распоясавшемуся негодяю! До чего отвратно быть послушной игрушкой в руках двоих беспредельщиков, у которых от вседозволенности и махровой плесени-скуки, обильно покрывшей все в Богом забытой дыре Ижме, уже, похоже, поехали крыши.