Без жалости
Шрифт:
Ноа взял меня за руку и повел к пруду. Воздух был холодным, а рука Ноа — теплой. Я бросила взгляд в сторону леса и задумалась: жив ли еще тот горный козлик, на которого я охотилась в роковое ноябрьское утро? Потом в мои мысли властно вторгся голос Ноа.
— Нарциссы, — указал он на пережившие зиму цветы, которые в прошлом году высадила бабушка. Они росли бок о бок с гиацинтами и вместе с ними дружно раскачивались от ветра на высоких стеблях. Я подумала, что в июне сад и клумбы предстанут во всей красе — в том, конечно, случае, если кто-нибудь позаботится
Потом я забыла и про сад, и про клумбы и устремила взгляд на черный прямоугольник пепелища нашего старого дома. Сердце мое сжимала печаль, и находиться здесь мне было невыносимо тяжело.
— Дальше я не пойду.
— Как скажешь, — ответил Ноа.
— Я любила ее, — прошептала я.
Ноа, не спуская с меня глаз, кивнул:
— Я знаю.
— Я обязана была ее спасти.
— Ты не смогла бы ее спасти, Бретт.
Скорбь охватила все мое существо, губы у меня затряслись, а лицо исказилось от душевной боли.
Ноа обнял меня, и я, прижавшись щекой к его груди, разразилась громкими рыданиями. Я оплакивала смерть бабушки и думала о том, что мне предстоит строить будущее без ее помощи и доброго участия. Всю свою жизнь я стремилась быть достойной ее. Это стремление помогло мне стать порядочным человеком, врачом, женой и матерью. Уж и не знаю, что бы со мной стало, если бы не ее доброта, ободряющий взгляд и верная рука, которая направляла меня в выборе жизненного пути. Кто теперь будет обо мне заботиться? Из какого источника черпать мне теперь силы, чтобы противостоять этому изменчивому, жестокому миру?
Я снова и снова задавала себе эти вопросы, но ответа на них не находила.
Эпилог
Жарко. Я прижимаю коленом к земле пытающегося вырваться на свободу теленка, в то время как Ноа вонзает ему иглу и вводит вакцину. Когда процедура заканчивается, я разгибаюсь, поправляю сползающую на лоб широкополую шляпу и провожаю глазами теленка, который, смешно взбрыкивая ногами, мчится к своей мамаше.
Ноа смотрит на меня и ухмыляется.
— Тебе нужна новая шляпа, — говорит он. — Эта тебе великовата.
Он прав. С тех пор как огонь на пожаре испепелил мои рыжие волосы, я ношу очень короткую прическу. От жаркого солнца волосы у меня выгорели и приобрели золотистый оттенок. В Нью-Мексико солнце светит круглый год — с января по декабрь. Даже если небо и затягивает ненадолго тучами, присутствие солнца все равно ощущается — оно там, за облаками, и как только в облачной гряде появляется малейшая прореха, оттуда пробивается острый солнечный луч.
У меня своя клиника в городишке под названием Абикви, где я три дня в неделю веду прием. Но поскольку моя клиника — единственное лечебное учреждение в радиусе пятидесяти миль, местные жители с установленным мной графиком работы особенно не считаются и меня в случае необходимости поднимают с постели даже среди ночи.
Они часто расплачиваются со мной за работу не деньгами, а плодами своего труда — несут связки огненно-острого перца чили,
Соседи относятся ко мне по-родственному — как к приемной дочери — и считают своим долгом наставлять меня на путь истинный, если я, по их мнению, делаю что-нибудь не так. Им, к примеру, претит та прямота, с какой я говорю о неизбежности конца, если пациент смертельно болен. Они полагают, что если уж заводить разговор о смерти, так только на испанском языке. По их мнению, он гораздо мягче английского и лучше приспособлен для таких разговоров.
Мужчины в Абикви не одобряют также разговоров о контроле над рождаемостью, которые я веду с женщинами, а женщины, в свою очередь, не одобряют моей худобы и утверждают, что она меня до добра не доведет.
Когда мы с Ноа празднуем в конце августа наш общий с ним день рождения, нам в огромном количестве дарят пироги и торты домашнего приготовления, после чего мы отплясываем до полуночи в местном баре. В перерывах между танцами мы угощаем всех присутствующих выпивкой, от чего наша популярность среди местного населения только увеличивается.
Появление в моей жизни Ноа до сих пор представляется мне событием загадочным и даже мистическим. Но Ноа нисколько не сомневается, что жить мы будем долго и счастливо. Хотя его упрямство время от времени вызывает у меня раздражение, оно свидетельствует также и о том, что он — человек верный. Я полагаю, что он, остановив свой выбор на мне, уже не откажется от меня ни при каких обстоятельствах, и это позволяет без страха смотреть в будущее.
В штате Нью-Мексико полагают, что ранчо, имеющее площадь меньше тысячи акров, не заслуживает внимания, поэтому наш с Ноа участок в сто пятьдесят акров справедливо считается самым крохотным в округе.
Наш дом выстроен из глиняных кирпичей, обожженных на солнце, и нуждается в постоянном ремонте. Раз в два года мы с Ноа тщательно замазываем глиной все щели и заново выравниваем стены. В этой работе нам помогают соседи, у которых нехитрая технология такого ремонта давно отработана.
Эми поступила в университет в городе Сиракьюс и учится на факультете современных средств коммуникации и связи. Я скучаю по ней, но семестр уже подходит к концу и через пару недель она приедет к нам с Ноа и останется у нас на все лето.
Когда мы с ней пять лет назад переехали в Итаку, Дэн поселился в доме, который находился в десяти минутах ходьбы от нашего, и Эми, пока не окончила школу, два с половиной года жила, что называется, на два дома.
Когда Дэн узнал, что Эми временно исключили из школы за кражу, он отвел ее в ближайший полицейский участок и в комнате для допросов объяснил ей, какое се ждет будущее, если, к примеру, ее поймают на воровстве в магазине. Один из приятелей Дэна снял у Эми отпечатки пальцев, сфотографировал ее в фас и профиль, после чего провел с ней экскурсию по камерам и показал, с какими людьми ей придется коротать время, если ее арестуют.