Безбашенный всадник
Шрифт:
– Ну, рассказывайте, как вы дошли до жизни такой! – потребовал участковый.
– Так объяснили уже! – недовольно ответил я, раздосадованный тем, что сорвалась моя попытка выяснить все самому.
– Ну, то, что вы сюда пришли, – повернулся он ко мне, – я не удивляюсь – наверное, решили взять реванш за пережитое поражение. То, что с вами Афонин, тоже нормально – с кем еще идти на такое дело, как не с бывшим военным. А вот что ты тут, друг ситный, делаешь? – обратился участковый к Юричу. – Храбростью ты не отличаешься, выпил, судя по запаху, немало, а поперся в такую даль! За каким, спрашивается, интересом?
Сторож молчал, как партизан на допросе в гестапо.
– Молчишь?
Юрич продолжал молчать и даже отвернулся.
– Ну, тогда я тебе сам скажу! – заявил участковый. – Это ты сам эту комнату и устроил! Потому-то и пошел сюда с ними, чтобы... А вот зачем ты это сделал и что еще только собирался сделать, ты мне и поведаешь!
– Ничего я не устраивал! – возмутился Юрич. – Вам бы только безвинного человека схватить – и в кутузку! Из интереса я пошел – и все! Любопытно мне стало!
– Ты эти сказки кому-нибудь другому рассказывай! – уже всерьез разозлился участковый. – А ну говори, почему ты сначала от испуга в лес убежал, а сейчас сюда пришел! И хватит со мной шутки шутить!
Поняв, что терпение милиционера на исходе, Юрич вздохнул и сказал:
– Как же мне было не испугаться? Я же думал, что это вы по мою душу приехали! Говорил ведь уже!
– А почему мы должны были приехать по твою душу? – вкрадчиво спросил участковый.
– Так... Я... Ну, в общем...
Вот так, запинаясь и повторяясь, сторож и рассказал о том, как видел белого всадника без головы на белом коне.
– Все именно так и было! – подтвердил я его слова. – И это я тогда посоветовал Юричу никому ничего не рассказывать, а то могут решить, что у него на почве постоянной пьянки крыша поехала, и в дурдом упечь. Так что он и сам молчал, и мы с женой никому ничего не говорили.
– А я когда врача с санитарами и вас увидел, то решил, что Саня с Машей свое слово не сдержали и проболтались, вот за мной из психушки и приехали. А я там уже был и больше хочу, – твердо заявил Юрич. – Вот я и убежал в лес, чтобы ваш приезд переждать.
– Это сколько же нужно было выпить, чтобы тебе такое привиделось? – удивился участковый.
– Наверное, водка «паленая» была, – предположил один из его коллег. – Вот мужик и траванулся!
– Я водку не пью! – возразил сторож. – И покупаю я вино всегда в деревне, где меня продавщица уже знает и дерьмо какое-нибудь не продаст!
– Это почему же ты у нее в такой чести? – рассмеялся второй милиционер. – Или она за тебя замуж собралась?
– Чур меня, чур! – воскликнул Юрич. – Походил я уже в женатых – и будя!
– Да он ей там все холодильное оборудование еще советского выпуска наладил так, что оно работает как часы, вот она его и привечает – руки-то у мужика золотые! – объяснил своим городским коллегам участковый.
– Ну, тогда, может, угостил кто-нибудь или расплатился с тобой какой-то дрянью? – предположил первый милиционер.
– Никогда в жизни! – авторитетно заявил Афонин. – У нас Юрича все берегут как зеницу ока! На дачах-то у людей что стоит? Старье всякое, которое то и дело ломается! А он у нас на все руки мастер! Вот и чинит людям! Не будь его, пропадем же! Так что вы на наших поселковых не грешите! – решительно заключил он. – Они ему какую-нибудь дрянь не дадут!
– Ну, тогда я уже не знаю, что и... – начал было сидевший с самого края милиционер, поставленный
Мы удивленно посмотрели на него, а он только тыкал рукой в сторону и не в силах был произнести больше ни слова. Мы вскочили, вылетели из своей засады наружу и дружно посмотрели туда же. Результат был аналогичный – мы тоже онемели! Да и кто бы смог остаться спокойным, явственно увидев в ярком свете полной и полностью вышедшей из-за туч луны в отдалении на пригорке белого всадника без головы на белом же коне, а рядом с ним стояла в белом балахоне с капюшоном и с косой на плече самая настоящая, знакомая нам всем с детства по сказкам и фильмам Смерть. Мы тоже не остались незамеченными, причем эта инфернальная парочка была явно недовольна нашим появлением. Слов на таком расстоянии мы расслышать, конечно, не могли, но понятные во всем мире жесты вроде вытянутого среднего пальца или согнутой в локте руки говорили сами за себя, причем всадник, даром что без головы, но руками действовал совершенно свободно.
Когда первый шок прошел, милиционеры бросились к своему припрятанному в тени «уазику» и, чтобы успеть схватить эти привидения, рванули с места так, что бедные покрышки только взвизгнули. Решив сократить путь, они поехали по непонятно кем, когда и зачем проделанному между двумя огромными кучами хлама узкому проезду, но не успели они продвинуться и на пятьдесят метров, как остановились, и милиционеры высыпали из машины, словно горох из порвавшегося мешка. Заинтересовавшись, мы бросились к ним, чтобы узнать, в чем дело. И узнали! Как потом оказалось, не иначе как эти привидения, желая обезопасить свое жилище, положили поперек дороги и присыпали землицей, пылью и мелким мусором утыканную гвоздями доску. Неведомым науке способом оказались пробитыми все четыре покрышки, и теперь милиционеры, почесывая затылки, изъяснялись друг с другом на таком языке, который категорически запрещен Уголовным кодексом Российской Федерации к употреблению в местах общего пользования. Самым ужасающим в этой истории было то, что луна снова спряталась в тучах, и в этой враждебной темноте отчетливо раздались леденящий душу зловещий нечеловеческий смех и удаляющийся цокот копыт.
– Ну вот! Я же вам говорил, а вы мне не верили! Смеялись надо мной! – укоризненно сказал Юрич. – А теперь вот сами все видели!
– Извини! – тихо сказал участковый и перекрестился.
И мы все дружно перекрестились вслед за ним.
Глава 11
Маша. Поздний вечер воскресенья
Все время после ухода мужа я, одевшись потеплее, просидела в саду, где ждала его, почти что молясь о том, чтобы с ним ничего не случилось, и одновременно проклиная за его идиотскую тягу к приключениям. Главное же, что мучило меня больше всего, было то, что я так и не поняла, куда и зачем он пошел с Афониным, которому я клятвенно пообещала припомнить его сегодняшние надо мной издевательства, но тут же подумала, что он первым бросился на помощь Сашке, да и за меня, пусть и совершенно напрасно, но заступился, выстрелив в Камаля, и мне стало стыдно. Вот так я и сидела, разрываясь между чувством благодарности и злостью. Наконец я услышала скрип калитки, и во двор вошел Сашка.