Безбашенный

Шарм Кира

— Ты что здесь, деточка? — шаркая ногами в зал заходит сторож. — Мне пора уже все закрывать.

— Уже все… разошлись?

Блин, была же еще последняя надежда, что Антон еще здесь — ну, мало ли, реквизит какой-то…надо собрать или еще что-то…

— Все, девонька, — кивает сторож.

— И… Артисты тоже?

— Так они еще раньше уехали, а тут еще танцульки были

— Не знаете, куда?

Бред, конечно, — ну, откуда ему знать? Сторожу уж точно не докладывали!

— Да откуда ж мне знать… Наверное, как

это теперь у вас водится. В клуб какой-нибудь… Ох, шумно здесь было… Всей компанией артисты твои уехали, еще и девчонок каких-то с собой прихватили, шампанское прямо из горла хлестали… Да… Артисты — такой народ, девочка. Непостоянный и ветреный. Ты бы и не связывалась лучше.

— Спасибо, — бормочу, медленно выходя из зала.

В темноте мои каблуки, каждый шаг — отдаются гулким одиночеством и пустотой. Праздник жизни закончился, и, кажется, осталось только это.

И все — таки…

С отчаянной надеждой ускоряюсь, почти бегу снова через парк.

Все, что у меня осталось — это его адрес.

Какие шансы, что Антон дома?

Почти такие же, как то, что мне удастся выкрутится из ситуации с Вадимом — нулевые. И все же… Все же я никогда себе не прощу, если хотя бы не попробую поймать свой последний шанс!

Его окна без света, но я все равно влетаю в дом, несусь вверх по ступенькам и начинаю колотить в его дверь так отчаянно, как будто бы от этого сейчас зависит вся моя жизнь.

Но по ту сторону двери лишь тишина и я уже совсем теряю надежду, даже стучать перестаю.

Просто опираюсь рукой о косяк и тяжело дышу, чувствуя, как вытекает последняя надежда.

Уже разворачиваюсь, чтобы уйти, как вдруг за дверью слышится какая-то возня, а после дверь распахивается так сильно, что громко стучит о стену.

Оборачиваюсь и замираю.

Он стоит в дверном проеме, закрывая его почти полностью.

Растрепанный, в одних джинсах, с чуть мутным, как со сна взглядом, который наполняется недоумением, а после… После чем-то диким, невозможным.

Черт! Я никогда не смогу на него смотреть спокойно!

Вот и сейчас сердце начинает бешено колотится, а ноги подкашиваться, как было всегда. Хочется бросится к нему, прикоснуться руками к щекам, прильнуть к широкой груди, но…

Почему он молча стоит в проходе?

— У тебя там… Кто-то есть? — спрашиваю так сипло, что и сама не узнаю собственного голоса.

Глава 36

Кажется, проходит целая вечность, прежде, чем он делает шаг ко мне и сгребает в охапку, прижимая к себе так, что, кажется, сейчас затрещат все ребра. Но это приятная, сумасшедше приятная боль!

— Никого, кроме тебя, Мира, — он гладит мои волосы, зарывается в них руками, жадно целует их, и я вся дрожу. Вот теперь мне снова тепло. По-настоящему.

— Только ты, всегда. Здесь, — прижимает мою ладонь к своему сердцу,

и я чувствую, как кружится голова от этого биения, от каждого удара.

— Антон, — тихо выдыхаю, убирая ладонь и целуя его туда, где оно стучит, чувствуя, как волна дрожи охватывает его тело.

Он тут же наклоняется ко мне, подымает пальцами мое лицо и набрасывается на губы сумасшедшим, жадным поцелуем.

Наши языки схлестываются так жадно, так страстно, — нам так многое нужно сказать в этот момент, и они говорят за нас больше всех на свете слов.

С хриплым стоном он подбрасывает меня вверх, и я обвиваю его талию обеими ногами.

Наконец-то можно себя не сдерживать, не останавливаться, — втягиваю его язык, ловлю каждый его толчок внутри меня, зарываюсь пальцами в волосы, скольжу по плечам, возвращаюсь к лицу.

Как же мне этого мало! Как же хочется быть везде, прикоснуться к каждой точке на его теле! Каждым прикосновением кричать о том, как люблю его, — до боли, до безумия, до невозможного счастья быть с ним, вдыхать его запах!

С его руками твориться точно такое же безумие, — он скользит ими везде, по всему лицу, по телу, — как будто до сих пор не верит, что я — здесь, в его руках, как будто ему необходимо убедиться в этом вот так, наощупь, и от каждого касания меня будто простреливает током, — потому что эти прикосновения говорят сейчас мне то же, что так стараюсь в этот момент передать ему я.

Как безумно он скучал и как счастлив. Как не может насытится этим, подобно мне. Оба наших сердца сейчас звучат одинаково, как одно. И я до боли ощущаю его любовь и такую же безумную потребность быть вместе.

Мы забываем, где находимся, — моя блузка летит вниз, под ноги, туда же отправляется и лифчик.

Грудь опаляет его горячее дыхание, и от этого внутри все замирает и разливается невыносимым жаром сильнее, чем от самых откровенных ласк.

Антон подымает на меня полные безумия и дикого счастья глаза, и меня простреливает насквозь от этого взгляда, от той сумасшедшей лавы, которая бурлит там, у него внутри.

— О, Боже, — выдыхаю, откидывая голову назад, впиваясь в его волосы, безотчетно дергая их на себя, — а он уже начинает покрывать мои грудь мелкими, такими горячими, такими безумными поцелуями.

Расстегивает мои шорты, сразу же пронзая меня внутри двумя пальцами, одновременно прикусывая, втягивая в себя сосок, — и я только закусываю губы, чтобы не заорать сейчас от наслаждения, от этого тока, который выстреливает в каждой вене, заставляя меня гореть и плавиться, забывая обо всем на свете.

Боли нет, одно только безумное наслаждение, — внутри у меня давно уже так влажно, что он бы и весь мог войти один рывком.

— Мира, — его поцелуи перемежаются с хриплым выдохом моего имени, и голос царапает меня изнутри, отдаваясь в каждой клеточке. — Мира моя…