Бездна голодных глаз
Шрифт:
Зверь сделал шаг в сторону, мимоходом наступив на лежащего Харона, Реализовавшего, наконец, свое Право на смерть. Затем ящер оглядел задохнувшиеся трибуны и повернулся ко мне, топорща теменной гребень.
Его чешуя вкрадчиво зашуршала, и в ответ в моем мозгу зазвучал грозный, нарастающий шорох, шелест, бормотание тысяч осенних листьев… На этот раз голос Зала Ржавой подписи не нес с собой видений. Может быть, видения сумели стать реальностью?…
Нет. Просто видения стали воспоминаниями.
Просто рядом со мной, перед немигающим взглядом Зверя, молча встали те, которые Я. И я ощутил их тяжелое дыхание.
Тот, который БЫЛ Я, не боялся. И страх ушел. Совсем.
Тот,
Тот, который НЕ Я, не хотел умирать. И больше не осталось ничего. Совсем.
Зверь легко мог справиться с человеком. С бесом. И даже с другим зверем. Но сегодня перед Зверем стояла Пустота. И эта Пустота — убивала.
Я поднял трезубец на уровень лица и медленно двинулся по дуге западных трибун, стараясь оставлять центр строго по левую руку…
…Когда я пришел в себя, то обнаружил, что стою на коленях, упираясь руками во что-то мягкое и стонущее. Этим чем-то при ближайшем рассмотрении оказался лежащий ничком Пустотник. Раненый. Чуть поодаль валялся сломанный трезубец и исковерканное тело ланисты Харона. Голова его осталась почти цела, если не считать разорванного уха, и черные брови резко выделялись на фоне белой окаменевшей маски с заострившимся носом. Красные следы от пощечин умерли вместе с Хароном.
Бесконечно долго я вставал, и встал, и опустил взгляд. У моих ног корчился ответ на многие вопросы. Я наклонился, подхватил обмякшего Пустотника, взвалил его себе на плечи и побрел к выходу. Бесы молчаливо расступились передо мной, Кастор откачнулся от своего барьера и на миг прислонился лбом к моей руке. Потом он упал, сел, и уже сидя глядел мне вслед.
Выйдя на улицу, я опустил Пустотника в пыль, повернулся к приближающемуся центуриону Анхизу и подумал, что жизнь все-таки довольно скучная штука. За Анхизом виднелись Пауки. Дюжины три ретиариев с сетями и десять метателей. В другой конец улицы я даже не стал смотреть. Там наверняка было то же самое.
Анхиз поправил шлем и присел на корточки над Пустотником.
— Что ж ты так, Даймон… — пробормотал центурион, трогая лежащего за плечо. — Говорил ведь тебе… А ты — время, мол, придет… Пришло, значит…
Пауки ждали. И во второй раз за сегодняшний день я почувствовал чужое дыхание на своем затылке.
Я обернулся и встретился с молодым, сияющим взглядом Кастора.
— Уходи, Анхиз, — сказал Кастор. — Уходи по-хорошему. И передай Порченым — мы будем в казармах. Поговорить надо. Сам сказал — пришло время. Иначе…
Из цирка выходили бесы. Бессмертные, подонки, рабы, грязь манежная —
Города свободных людей.
Смертных людей.
Людей.
…Пауки ждали. Все-таки они были смелые ребята, хотя, думаю, не у одного из них мелькнула перед глазами такая картина: равнина, на которой в боевых порядках замерли бесы — рудничные, беглые, манежные, всякие…
— Я ухожу, — сказал Анхиз. — Я передам. И…
Он снова глянул на Пустотника.
— И постарайтесь не убивать его. Я не знаю, обладает он Правом на смерть или нет, но — постарайтесь…
— Хорошо, — ответил Кастор. — Мы постараемся.
— Герои появляются в неспокойное время, — пробормотал Анхиз.
И ушел.
И Зал в моей голове ответил согласным шепотом. Зал знал: что бы я ни делал, куда бы ни шел — я иду к нему.
Иду.
Это была самая короткая глава в моей жизни…
Книга вторая. Предтечи
Дом сгорел мой дотла.
Как спокойны цветы,
Осыпаясь.
Pick up your telephone BT-GOOS TP-10M and
listen for the dial tone, then press the keys
for the number you want call. [1]
На мертвой ветке
Чернеет ворон.
Осенний вечер.
1
Подняв трубку вашего телефона BT-GOOS TP-10М и услышав гудок, нажмите клавиши нужного вам номера (англ.).
…А вещи становились все сложнее и сложнее. Человек окружил себя вещами, дал им относительную автономию, вынудил приспосабливаться, угадывая его невысказанные желания. Мебель послушно меняла форму в связи с настроением и комплекцией владельца, автомобиль перестал нуждаться в водителе и механике, телевизор подстраивался под близорукость и астигматизм хозяина, одного-двух продавцов с лихвой хватало для гигантского автоматизированного супермаркета…
Человек стал для вещей окружающей средой — изменчивой, капризной и плохо предсказуемой. Прогресс постепенно начал превращаться в эволюцию, и удивительно ли, что у вещи, перешедшей границы совершенства, стало формироваться нечто, что с некоторой натяжкой можно было бы назвать сознанием.
Или это правильнее было бы назвать душой?…
Смех Диониса
…Боги смеются нечасто, но
смех их невесел для смертных.
…Завершающий аккорд прокатился по залу и замер. Мгновение стояла полная тишина, потом раздались аплодисменты. Не слишком бурные, но и не презрительно вялые. Зрители честно отрабатывали свой долг перед музыкантами — ведь они, зрители, ходили сюда не аплодировать, а слушать музыку, к тому же сполна оплатив билеты.