Бездна голодных глаз
Шрифт:
— В-ва, дарагой, какой гранат! Ц-ц-ц! Счастье, не гранат!
— А уступить?
— Слюшай, мущин, куда уступить?! Зачем уступить! Вах! Обидеть хочешь?! Ага, обидишь его, вахаббита. Ладно, беру два ядреных счастья. Один лопнул, в трещину кроваво-сочная мякоть прет. Толкаюсь мимо россыпей зелени, мимо штабелей яиц. Мимо желтых кур, бесстыже раздвинувших жирные ляжки. Окорочка, значит. Фламандский натюрморт кисти Ламме Гудзака. Нет, братцы-сестрицы, мне к выходу. Рюкзак на ходу завязал, застегнул, за спину кинул. Ненавижу тяжести
Вьючное я животное.
— К-куды прешь?!
Куды надо, туды и пру. Ну, зацепили тебя пряжкой. Ну, смолчи: бывает, мол.
Нет, развякался.
Яблоки-груши на прилавках вдруг показались восковыми. С вмятинами от пальцев нерадивого бутафора. Петрушка с укропом — ткань на проволочках. Абхазец в кепке — плохо загримированный статист. Галдеж — фонограмма, вся в склейках. В косых лучах прожекторов пляшет пыль. Изнанка представления. Показанная зрителю, она разрушает магию.
— …льдь! Сельдь! Малосоленая…
Иду за порошком. Самую здоровую пачку возьму. Чтоб надолго хватило. Когда, осчастливленный увесистым мешком «Бинго-Автомат», выбирался на мост, — воронья лапка уцепила рукав. Над головой ветер драл когтями вывеску «Торгiвельный майданчик». Рюкзак упрямо сползал на задницу: надо снять, лямки подтянуть. Домой хочу. По Бурсацкому спуску, в метро. Домой. А тут — лапка.
— Погадать, абрикосовый? Всю правду скажу, на прошлое, на будущее, на любовь, на удачу…
Вот это «абрикосовый» меня доконало.
Молодая цыганка встряхнула цветастое полено, спавшее у нее на руках. Полено зашлось было со сна пронзительным воплем — и смолкло. Зачмокало, засопело… Не захотело помогать маме крутить толстого фраера. Или у цыган не фраер!? Жаль, спросить не у кого: я из истории трудовых ромалэ только «Возвращение Будулая» изучил. С молдаванином Михаем Волонтиром в главной положительной роли.
— Ай, абрикосовый, Катя все знает, все ска…
Впервые увидел, как цыганки бледнеют. Щеки пеплом засыпало. Лоб — в синеву. Под левым глазом жилка ударила пульсом. Чуть ребенка в реку не швырнула. И бочком, бочком от меня.
Странный кураж поджег сердце. Будто окурок — мешковину декораций.
— Стой! Стой, говорю! Гадать будем!
Рукав ее блузки оказался тонким, но прочным.
— Пусти! Пусти, абрикосовый!
— Ах, абрикосовый? Все, значит, яхонтовые, все брильянтовые, а я абрикосовый?! Гадай, Катя! На!
Свободной рукой рванул из кармана червонец. Последний. Чуть не рассыпал мелочь.
— Пусти!
— Гадай! Кому сказано!
Тут старуха Изергиль подлетела. Юбки — радугой, в лошадиных, вывороченных зубах — темная палочка «More». Хорошо живут, кучерявые…
— Джя! Джя! — это она к молодой. Беги, мол.
Следом детвора: стайкой. Еще три бабы. Нет, четыре. И два мужика. Целый табор. Сейчас будут в небо уходить. Червонец в руке мокрым показался. Выпустил я Катину блузку. А кураж не гаснет. Все
Темно кругом сделалось.
Уютно.
И твердый бархат кресла за спиной.
Мост через реку, выше Благовещенского базара. На тротуаре сидит безногий нищий, рядом женщина торгует шнурками и средством от насекомых. Дальше — лотки с игрушками, сигаретами, батарейками для бытовой техники. Возле арки, ведущей к оптово-промышленным рядам, толпа цыган окружает Валерия Смолякова. На заднике блестит купол колокольни и темно-синий плакат рекламы «Winston: скажешь, у меня нет вкуса?!».
Девица с плаката, похожая на скурвившуюся Золушку, строит зрителю глазки.
1-Й ЦЫГАН ( набычась). Зачем кричишь? Зачем держишь? Разойдемся по-хорошему…
Валерий закидывает рюкзак повыше, спиной пятясь на авансцену. Ярко-красный рюкзак с белой надписью «Marlboro» собирает на себя внимание, мешая отвести взгляд. Цыгане, как приклеенные, движутся следом. Галдят дети. Поверх гомона, из турели малых колонок, размещенных высоко, у самых падуг, медленно возникает знакомая по фильму «Табор уходит в небо» мелодия. «Я умираю, мама» в исполнении Тахира Боброва.
Остро вспыхивает, захлебываясь, соло гитары, чуть позже — плачущий голос.
1-Й ЦЫГАН. Разойдемся, да?
ВАЛЕРИЙ. Пусть гадает! Я ей ручку позолочу!
2-Й ЦЫГАН ( монотонно, без интонаций). Хочешь, денег дам? Хочешь? Денег…
СТАРУХА. Катька-дура! Дура! Слепая дура…
ВАЛЕРИЙ ( близясь к истерике). Гадай! Что было?! Что будет?
СТАРУХА. Ой, дура… ведь видела же!..
ВАЛЕРИЙ. Что?!
Гаснет рампа. Левый выносной прожектор берет в круг двоих: Валерия и 1-го цыгана. Остальные люди становятся безликой массой. Из кулис добавляются статисты, растворяются во тьме, наполняя пространство дыханием.
Издалека плачет скрипка.
В зале, у боковой двери, тускло светится оранжевый плафон с надписью «Аварийный выход».
1-Й ЦЫГАН. Отпусти девку…
ВАЛЕРИЙ ( скидывает рюкзак к ногам, долго хохочет). Я что, держу? Держу?! Я?!