Бездна (Миф о Юрии Андропове)
Шрифт:
Девятнадцатого июля 1938 года избран первым секретарем Карельского обкома ВКП(б).
Во время Великой Отечественной войны Куприянов — организатор партизанского движения в Карело-Финской республике, член Военного Совета Карельского фронта; в конце войны военное звание — генерал-майор.
(Из архива. Телеграмма: «Приказом наркома обороны Сталина второго августа вам присвоено воинское звание Бригадный комиссар. Мехлис».)
Награды Г. Н. Куприянова:два ордена Ленина, два ордена Трудового Красного Знамени,
После январского Пленума ЦК КП(б) Карело-Финской ССР и его решения об «освобождении от обязанностей первого секретаря и вывода из состава Бюро ЦК КП(б) Карелии» Куприянов был арестован 17 марта 1950 года и отправлен в Москву, в Лефортовскую тюрьму. «Следствие» продолжалось до ноября 1951 года — 4 тома «дела». Допросы вел следователь Мотовкин, по воспоминаниям Куприянова, не без гордости говоривший, что его первый учитель и наставник — Рюмин. Любимый метод ведения допроса — «игра в футбол»: в четыре угла камеры встают «игроки» — Мотовкин и его помощники, а «мяч» — допрашиваемый, который ударами кулаков и ног посылается из угла в угол.
Семнадцатого января 1952 года Военная коллегия Верховного суда СССР подследственному Куприянову Г. Н. выносит приговор: «По ст. 58 (п. 1,7,10, ч. II) и ст. 53 (п.11) — 25 лет лишения свободы в ИТЛ (исправительно-трудовой лагерь) с поражением в правах на 5 лет после освобождения и конфискацией всего имущества».
1956 год — Куприянов вышел из заключения на свободу.
1957 год — Геннадий Николаевич полностью реабилитирован и восстановлен в партии.
(Свидетельство Павла Васильевича Селеякова, бывшего главы Петрозаводска в шестидесятые — семидесятые годы:
«В 1957 году, если память мне не изменяет, это было летом в июле или в июне — я оказался в Москве, в кабинете первого секретаря Представительства Карелии в столице СССР Лубенникова. Мы обсуждали какие-то насущные проблемы республики. В приемной послышался шум, громкие голоса, кого-то не пускала секретарша. Без стука открылась дверь, и в кабинет вошел… Геннадий Николаевич Куприянов. Это был он и не он: изможденный, худой, в серой залатанной робе и в грубых армейских ботинках, лицо в глубоких морщинах, только глаза были прежними — умными, зоркими, полными силы и воли.
— Здравствуйте, товарищи! — сказал он беззубым ртом, слегка шамкая, но в голосе была насмешка.— Трудитесь в поте лица? Не покладая рук?
Мы молчали. Мы были потрясены…
— Здравствуйте, Геннадий Николаевич,— наконец сказал Лубенников, протягивая ему руку.— Наконец-то…
— Не надо! — перебил Куприянов, не замечая протянутой руки.— Этой темы касаться не будем. У меня к вам единственная просьба: я хочу встретиться с Юрием Владимировичем Андроповым. Ведь он сейчас, вернувшись из Венгрии, работает в ЦК? Возглавляет там какой-то отдел?
— Да, это так,— сказал Лубенников.
— Соедините
Поколебавшись, Лубенников набрал номер. Связь была селекторная, и мы стали невольными слушателями двух состоявшихся разговоров. Вернее — одного разговора…
— Слушаю. Андропов,— прозвучал в кабинете знакомый голос.
— Говорит Куприянов. Я хочу, Юрий Владимирович, встретиться с вами,— Ответа не было,— Я настаиваю…
На Старой площади в своем кабинете Андропов положил трубку.
— Наберите его номер еще раз,— потребовал Куприянов.
Лубенников вращал телефонный диск дважды — Юрий Владимирович не поднимал трубку.
— Ладно! — махнул рукой Куприянов. И ненадолго задумался.— Вот что… Позвоните-ка Никите Сергеевичу. Звоните, звоните.
Лубенников набрал номер телефона главы государства.
— Хрущев слушает.
— Здравствуйте, Никита Сергеевич. Куприянов.
Возникла пауза. Было слышно, как участилось дыхание Хрущева.
— Какой Куприянов?
— Куприянов Геннадий Николаевич, из Карелии.
— Ах, это вы! Рад вас слышать. Рад, что вы…
— Да, да, Никита Сергеевич,— перебил Куприянов,— на свободе, вашими хлопотами.
— Кажется, вы, Геннадий Николаевич, чем-то недовольны? Не понимаю! Ведь вы помилованы!
И тут Куприянов взорвался:
— Мне не нужно от вас помилования! Я отказываюсь от помилования! Я ни в чем не виноват!
— Но ведь вы сами признались… Подписали…
— Подписал! — яростно перебил Куприянов, и из его беззубого рта летела слюна.— Хотел бы я, Никита Сергеевич, видеть тебя на своем месте! Помнится, однажды, на охоте, мы перешли на «ты». Так что, не обессудь. Подписал… Когда тебе на допросах выбивают зубы, ломают ребра… Подпишешь…
— Но и в лагере…— Голос Хрущева был растерянный и виноватый,— Вы… ты создал там какую-то вторую коммунистическую партию, мне докладывали…
— Не партию, Никита Сергеевич, а группу своих единомышленников, таких же убежденных коммунистов, как я… Вот что… По телефону всего не скажешь, не объяснишь. Прими меня, Никита Сергеевич, для принципиального партийного разговора.
— Когда?
— Сейчас, немедленно.
Возникла пауза. Никита Сергеевич Хрущев думал.
— Хорошо. Через час. Пропуск будет на вахте у милиционеров.
Геннадий Николаевич Куприянов вышел из кабинета, не взглянув на нас и не попрощавшись».)
Из автобиографии Г. Н. Куприянова:
«После моего ареста по инициативе Андропова были арестованы за связь со мной: И. В. Власов, П. В. Соляков, А. А. Трофимов, М. Б. Бультянова; снят с работы и исключен из партии председатель Госплана республики Б. С. Алькерович.