Бездна (Миф о Юрии Андропове)

Минутко Игорь

— А ваши встречи с отцом? Какие они были?

— Я не хочу об этом рассказывать. Ну… Он тяготился ими, спешил, оглядывался.

— С вашим братом, Володей, он тоже встречался?

— Нет, не встречался… Не успел.

— В каком смысле — не успел?

— Володя, еще совсем молодым, попал в дурную компанию. Они совершили преступление, Володя был осужден, оказался в колонии.

— И Юрий Владимирович…

— Нет, он ничего не сделал, чтобы помочь Володе, вытащить его оттуда. Хотя ему для этого нужно было только шевельнуть мизинцем.

— Может быть, он не знал?

— Он знал. Ему сообщали об этом. Володя рано умер. Он пил… И на его похороны отец не приехал.

— Чем

вы объясняете такое поведение Юрия Владимировича — и по отношению к вам с Володей, и к вашей матери?

— Не знаю! Не знаю! Не знаю!…

— Простите, Евгения Юрьевна. Последний вопрос. Вы осуждаете своего отца?

— Нет… Я его не осуждаю. После его смерти я ему все простила.

Записано 18 ноября 1995 года.

«…Все это, вместе взятое, не давало мне морального права применить высшую силу, высшее право послать Ю. В. Андропова в партизаны, руководствуясь партийной дисциплиной. Как-то неудобно было сказать: «Не хочешь ли повоевать?» Человек прячется за свою номенклатурную бронь, за свою болезнь, за жену и ребенка. На фронте не было чрезвычайного положения. «Подождем! — думал,— Может, сам поймет! Может, будет еще необходимость, тогда пошлем». И Юрий работал, энергично помогая Власову подбирать кадры для посылки в тыл врага и организовывать их переброску. Мне казалось, что он работает от души. Верит в дело, которому служит, считает свою работу нужной и полезной и гордится по-хорошему тем, что ему удалось сделать в развертывании подпольной работы в тылу врага. По крайней мере, до осени 1949 года я искренне верил, что это было именно так. Тем более что Власов часто говорил мне, что Юрий Владимирович ему очень много и хорошо помогает.

В июле 1949 года, когда руководящие работники Ленинграда были уже арестованы, Маленков начал присылать к нам в Петрозаводск комиссию за комиссией, чтобы подбирать материал для ареста меня и других товарищей, ранее работавших в Ленинграде.

В июле вызвали в Москву Ю. В. Андропова, он сидел там десять дней, объясняя Шкирятову, почему на Беломорском рыбзаводе ревизия обнаружила недостачу. Рыбной промышленностью занимался Андропов, он тогда был уже вторым секретарем ЦК КП и, конечно, мог лучше меня объяснить положение. Затем меня вызвали срочно в Москву. Шкирятов очень ругал меня и мне на вид поставил непорядки на Беломорском рыбзаводе. Все свалили при помощи Андропова на меня. Это было начало в подготовке к аресту.

Затем мне разрешили ехать в отпуск. Во время моего отсутствия приехала комиссия ЦК ВКП — искали непорядки. В начале октября меня снова вызвали в Москву — уже с официальным отчетом. Отчет не состоялся. Очевидно, было мало материалов для обвинения.

В конце октября приехала еще одна комиссия, снова искали подходящие материалы. И вот инспекторы ЦК ВКП(б) Е. Кузнецов и Левый по подсказке МГБ взялись за материалы о работе подпольных райкомов.

Они смотрели материалы по Шелтозеру, по Ведлозеру, Сегозеру и Олонцу и сказали, что они не верят никому из тех, кто работал в тылу врага и остался жив. Как утверждали они: это двойники. И что все они продались оккупантам и работали на них. А мы — работники ЦК КП — Куприянов и Власов — политически близорукие люди, не только не понимаем этого, но носимся с подпольщиками и превозносим их работу, просим наградить их орденами. А на самом деле каждого из тех, кто работал в тылу врага, надо тщательно проверять и ни в коем случае не допускать на руководящую работу. Кое-кого и арестовать! А мы их держим на руководящей работе. Горбачева, секретаря подпольного Шелтозерского РК, послали, например, в Сортавалу на самую границу с Финляндией. К тому же всем бывшим подпольщикам мы

вернули партдокументы. Что за такую политическую близорукость, говорили Кузнецов и Левый, ЦК ВКП(б) крепко нас накажет. Я сказал, что у меня нет никаких оснований не доверять людям, что все они честные и преданные партии, что свою преданность Родине они доказали на деле, работая в тяжелых условиях, рискуя жизнью.

Весь этот разговор происходил в ЦК партии Карелии, присутствовали все секретари. Я сказал, ища поддержки у своих товарищей, что вот Юрий Владимирович Андропов, мой первый заместитель, хорошо знает всех этих людей, так как принимал участие в подборе, обучении и отправке их в тыл врага, когда работал первым секретарем ЦК комсомола, и может подтвердить правоту моих слов. И вот, к моему великому изумлению, Юрий Владимирович встал и заявил: «Никакого участия в организации подпольной работы я не принимал. Ничего о работе подпольщиков не знаю. И ни за кого из работавших в подполье ручаться не могу».

Я не хотел верить своим ушам и только сказал: «Юрий Владимирович, я не узнаю вас!»

Спорить было бесполезно. Андропов, как умный человек, видел, куда клонится дело, он предвидел мою судьбу, может быть, даже во много раз лучше, чем я сам, ибо был посвящен Шкирятовым и К° во все, что готовилось против меня, и поспешил отмежеваться. А ведь до этого в течение десяти лет у нас не было с ним разногласий ни по одному вопросу.

И это отречение Андропова — от дела, которым он занимался (на это ведь есть архивные документы), было продиктовано, естественно, не скромностью. Разговор шел не о награде орденом за организацию подпольной работы. От ордена, я уверен, он бы не отказался».

Когда политическая карьера Андропова — после венгерского синдрома — уже в Москве резко пошла вверх, когда он стал членом ЦК партии и, наконец, возглавил Комитет государственной безопасности,— официальными биографами нашего героя, верноподданными журналистами в Карелии и Москве, некоторыми бывшими соратниками постепенно был создан романтический образ молодого подпольщика, организатора партизанской войны в Карелии, мужественного и отважного, бесстрашного, не раз оказывавшегося в тылу врага, личным примером воодушевлявшего партизан, талантливого организатора, стратега, пламенного оратора (что верно, то верно: в ораторском искусстве — в отличие от своих косноязычных коллег и тогда, во время войны, и позже — Юрий Владимирович преуспел).

Но вот незадача… Если поставить в стройный ряд все партизанские и подпольные подвиги молодого Андропова, появившиеся в его военной биографии из-под пера услужливых писак, то его грудь должна была быть украшена, как минимум, десятком боевых наград, таких как «Партизану Отечественной войны» 1-й или 2-й степени, «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией», орденами Красной Звезды или Красного Знамени, орденом Славы, орденом Великой Отечественной войны, а по совокупности содеянного и на Звезду Героя потянуть бы могло…

Однако за свои деяния во время партизанской кампании в Карелии Юрий Владимирович удостоен лишь медали «Партизан Отечественной войны» 1-й степени, которую в юбилейные даты получали все, кто участвовал в партизанском движении. Не густо, не густо…

«…Это было продиктовано исключительно большой хронической трусостью и удивительным даром приспособленчества, которыми обладает этот человек, безусловно наряду со многими положительными качествами, которые он несомненно имеет. Я не хочу отрицать наличия у него этих положительных качеств. Но дар приспособленчества ему очень успешно позволяет использовать все остальные положительные качества в достижении личных целей карьериста.