Бездна (Миф о Юрии Андропове)
Шрифт:
Американец вернулся в свой номер (было двадцать минут двенадцатого) и удивился: комнаты были убраны, в ванной заменены все полотенца, на столе в гостиной в хрустальной вазе стоял роскошный букет темно-красных георгинов. В комнатах, особенно в спальне, витали струи нежных дамских духов.
Шторы на окнах были отодвинуты в стороны, и Жозеф невольно воскликнул про себя: «Да я в самом сердце коммунистической столицы!»
Перед ним простиралась широкая, совершенно пустынная площадь, а за ней возвышался за красной кирпичной зубчатой стеной Кремль; на угловой
«Значит, там Красная площадь. Все рядом. При первой возможности отправлюсь на прогулку».
В кабинете зазвонил телефон.
Рафт поднял трубку:
— Я слушаю.
— Жозеф! Это я, Ник! Ты как?
«Оказывается, он уже Ник и мы на «ты».
— Я в порядке, господин Воеводин. А вы как?
Возникла пауза, наполненная явным замешательством.
— Я… я звоню от администратора. Машина внизу.
— Я спускаюсь,— сказал американский журналист.
— Одну минуту…— На другом конце провода произошла какая-то возня.
В трубке зазвучал голос Валерия Яворского:
— Доброе утро, господин Рафт. Мы сейчас к вам поднимемся. Надо кое-что уточнить.
Они появились оба через несколько минут, постучав в дверь, и вид у сопровождающих (или опекающих) американского гостя был, мягко говоря, плачевный, особенно у господина Яворского: бурый цвет лица, лепестки синяков под глазами, трясущиеся руки. Да и «Ник» не блистал — он даже не удосужился побриться.
— Прошу! — пригласил русских друзей Жозеф Рафт в гостиную.— Располагайтесь.
Однако визитеры топтались в передней.
— Мы вот что…— вдруг решительно заговорил Николай Воеводин, он же Ник.— Надо бы голову поправить…
— Простите, не понял,— перебил американец.
— Ну… Опохмелиться… После вчерашнего… Немного перебрали…
— Я не знаю, что такое «опохмелиться»,— холодно сказал Жозеф Рафт.— Но если надо — пожалуйста.
— Надо! — жестко и решительно сказал господин Яворский.— Мы, мой друг, мигом. Вы, как я понял, уже позавтракали. Подождите нас здесь, включите телевизор…
Оба сопровождающих по-хозяйски отправились в столовую, где тут же хлопнула дверца холодильника, а Рафт сел в удобное кресло, и настроение у него испортилось. Создавалась ложная ситуация, он попадал в непонятную зависимость, переставал быть свободным. Дело в том, что в эту поездку американский журналист был приглашен советской стороной, ее инициатива исходила отсюда. «Ваши статьи о Советском Союзе,— сказали ему еще в Вашингтоне, в русском посольстве,— произвели очень хорошее впечатление на руководство нашей страны. И коли вы интересуетесь лидерами России, в частности, личностью товарища Андропова,— приглашение посетить Москву можете расценивать как маленькую награду». Предложение Рафт с радостью принял. Он простосердечно обрадовался, когда ему сказали, что все расходы, связанные с его посещением России, берет на себя Союз советских журналистов.
«Нет уж,— думал Жозеф, слушая возню, звон посуды и возбужденные
Однако скоро Ник Воеводин и Валерий Яворский появились в гостиной, имея вполне пристойный и даже здоровый вид, нечто деловое и собранное появилось в облике обоих.
«Что же с людьми происходит, — несколько удивленно подумал Жозеф, наблюдая своих сопровождающих,— после того как они утром опохмелятся?»
— Значит, таким образом,— деловито заговорил господин Яворский,— сейчас без четверти двенадцать. В Переделкино мы будем через полчаса. Ничего! Василий Воскресеньев нас ждет, я ему утром звонил. Немного опоздаем, он и не заметит. Все русские поэты рассеянны.
— Все-таки лучше позвонить, сказать, что задерживаемся,— предложил Воеводин.
— Позвони.
Ник ушел в кабинет.
«Да, теперь вспомнил,— обрадовался американский журналист,— Мой первый визит к знаменитому поэту. Стихи его мне показались манерными и в то же время старомодными какими-то. И везде присутствует «эго», уж больно он занят собой и своим внутренним миром. Впрочем, может быть, переводчик виноват. Вообще, по-моему, по переводам оценить и понять поэта невозможно. Поэтов надо читать в оригинале. А вот публицистическая книга Воскресеньева «Крест России» меня весьма заинтересовала».
Вернулся из кабинета Воеводин, сказал:
— Он поздно встал, сейчас только кофе пьет. Даже обрадовался, что мы опаздываем.
— Вот что, господа.— Жозеф Рафт придал своему голосу официальное звучание,— Я хочу сказать вам следующее.— У Ника вытянулось лицо; Валерий Яворский напряженно смотрел прямо в глаза гостю,— Меня несколько угнетает роскошество этого номера. В своих поездках я просто не привык жить в таких условиях. Зачем все это? Словом, я хотел бы переехать в другой, более скромный, если угодно, демократический отель.
— Но…— начал было господин Яворский.
— Это первое,— перебил Жозеф Рафт.— А второе… Я хотел бы сам оплачивать свое проживание в отеле.
— Да ты… Да вы что? — искренне удивился Ник Воеводин,— Ведь за все оплачено! Вся ваша поездка!
— Именно так,— спокойно и, показалось Жозефу, насмешливо сказал Валерий Яворский,— Вся ваша поездка профинансирована «от и до», включая этот номер. Он оплачен на две недели вперед — до последнего дня вашего пребывания в Москве.
— Господи! Да зачем же? — всплеснул руками американский журналист.— А если поменяются наши планы? Мы из Москвы куда-нибудь уедем?
— Нет проблем! — воскликнул с энтузиазмом господин Воеводин.— Уедем — номер вас всегда будет ждать.
— Жозеф,— мягко, дружески сказал Яворский,— я думаю, вам не следует пренебрегать нашим русским гостеприимством. Вас могут неправильно понять, испортятся отношения, могут сорваться намеченные встречи.
Что-то здесь было, что-то таилось, однако Рафт понял, что идти на обострение отношений, создавать конфликтную ситуацию не стоит, даже опасно…