Бездна (Миф о Юрии Андропове)
Шрифт:
«Чтобы говорить так,— подумал Рафт,— надо все это знать, во-первых, от первоисточника, а во-вторых, быть уверенным, что и волос не упадет с твоей головы после того, как сказанное господином Бурчатским появится в моем журнале. А что появится — он наверняка знает».
— Первый и основной вывод из сказанного…— Похоже было, что самое важное для себя, а может быть и не только для себя, советский журналист-международник изложил. Темп речи его замедлился, во всем облике появилась некая усталость.— Обладая объективной информацией о положении страны… Однако, согласитесь: только обладать
Он спокойно, не торопясь взглянул на ручные часы, поднялся со стула:
— Простите, вынужден откланяться. Уже семь минут меня на улице ждет машина.
Михаил Нилович Бурчатский пожал руку только Рафту, не удостоив Воеводина и Яворского даже взглядом, и в испуганно-торжественной тишине вышел из пивного бара.
— Скотина,— еле слышно прошептал Ник Воеводин.
Валерий Яворский поугрюмел еще больше.
Убирая в свою сумку диктофон, американец подумал: «Впечатление такое — прочитал ответственную лекцию и отправился за изрядным гонораром».
Некоторое время пили пиво в молчании.
— Дорогой Жозеф,— заговорил Яворский,— работаем мы с вами неплохо, а вот культурная наша программа хромает. Сами просились в Суздаль — и отказались. Почему? — Рафт молчал, думая: «Куда он клонит?» — Или у вас в свободное время появились другие интересы? Может быть, какая-нибудь московская красотка голову вскружила? Наши девочки такие…
— Что вы, Валерий, имеете в виду?
Яворский смутился, кашлянул:
— Да ничего я не имею в виду! Просто… Сам был молодым. Может, у вас, Жозеф, есть какие-нибудь предложения?
— То есть?
— В смысле культурной программы.
— Есть. Только это не предложение… Скорее, просьба. И она не имеет отношения к нашей культурной программе. Давайте вместе обсудим. Вот о чем, господа, я хочу вас попросить…
…Почти что в это самое время — было двадцать минут первого — в своей «странной» (по определению Жозефа Рафта) квартире проснулась Лиза Смолина.
Ее полные данные таковы: Елизавета Михайловна Смолина, 1958 года рождения, русская, родители — колхозники, беспартийная, образование — среднее техническое; после окончания спецшколы «потенциал действия» по десятибалльной системе оценен +9, кличка — Перепелка.
Итак, Перепелка проснулась в двадцать минут первого. После того как утром она выпроводила Рафта, решение, зревшее в ней последние дни, было принято окончательно: завтра. Лиза послушала, как на лестничной площадке громыхнул лифт и с урчанием повез Жозефа вниз, походила босиком по квартире (паркет приятно холодил ступни), сбросила на пол халат, с интересом рассмотрела себя, голую, в зеркале («Я красивая. А шрам на животе придает мне… Как сказать? Придает пикантности. Клиенты от него балдеют. Особенно почему-то
…Ей хватило несколько часов сна, чтобы полностью восстановить силы. Проснувшись, она минут пять лежала неподвижно, глядя в потолок, и во всем ее существе, в такт ударам сердца, повторялось: «Завтра, завтра, завтра…» Но холодок страха, даже ужаса постепенно стал разрастаться в груди.
— Все равно — завтра,— сказала она вслух.— Я не могу так больше.
Все-таки страшно одной принимать подобное решение.
С кем посоветоваться? Кому рассказать? Ведь не ему же! Некому рассказать, не с кем посоветоваться… Одна во всем свете. Родители? Да они тут же умрут от горя, как только узнают, кто я, кому служу… Господи, Господи! Вразуми! И тут Лиза-Перепелка резко села в кровати. Евдокия! Дуся!… Только ей можно довериться… И посоветоваться — только с ней.
Лиза подтянула за шнур телефон, который был на полу, набрала номер.
— Я слушаю! Але! — прозвучал в трубке гортанный, вкрадчивый женский голос.
— Дусенька! Это я. Здравствуй!
— Ой! Лизок! Ты? Сколько лет, сколько зим!
— Да уже года полтора, наверно, прошло,— сказала Лиза-Перепелка,— как мы с тобой последний раз виделись.
— Верно, верно… Что-то голосок у тебя грустный. Или стряслось что?
— Да как сказать…
— Скажи, как есть.
— Не по телефону, Дуся. Повидаться бы.
— Так приезжай! Приезжай немедля! У тебя же своя тачка?
— Сегодня не могу, подруга. Есть несколько срочных дел. Давай завтра?
— Давай, давай! — радостно заспешила Дуся.— Все свои планы поменяю. У меня есть неделя отгулов. Когда приедешь?
— Завтра — когда скажешь, тогда и приеду.
— Ну… Не с самого ранья. Я, Лизок, спать стала горазда, разбаловалась. Приезжай к двенадцати. Я поздний завтрак организую. Есть у меня клубничная наливочка собственного производства…
— Хорошо, Дусенька,— перебила Лиза,— В двенадцать я у тебя. До завтра.
— Жду, подруга!
Лиза положила трубку телефона, опять спиной упала в кровать и замерла. Ее начала бить мелкая дрожь.
Поздно вечером этого дня Фрол Дмитриевич Попков сидел за своим письменным столом в домашнем кабинете и, поклевывая носом, поочередно смотрел то на отрывной календарь (31.7.82), то на часы-будильник в виде круглой луны (23 часа 25 минут), то на белый городской телефон (он был первым в ряду других четырех телефонов разного цвета).
Телефоны молчали…
«Позвоню сам»,— наконец решился начальник Пятого управления КГБ. И набрал номер.
— Да? — прозвучал в трубке женский голос, похоже раздосадованный и нервный.— Я слушаю!
— Добрый вечер, Татьяна Филипповна. Это Попков. Извините…
— Сейчас, сейчас,— перебила супруга Андропова. И тут же в трубке зазвучал голос Юрия Владимировича:
— Здравствуйте. Только собирался вам звонить. Сборы в дорогу задержали. Завтра отправляемся.
— Поездом?