Бездна (Миф о Юрии Андропове)
Шрифт:
— Поездом. Татьяна не переносит самолетов.— Андропов вздохнул,— Итак?
— Все, Юрий Владимирович, вроде бы получается, как и задумано. Во-первых, из «Националя» мы получаем пленки со всеми дневниковыми записями Рафта. В них не просматривается даже намека на понимание того, что мы «ведем» американца и информацию он получает соответствующую. Хотя много в его записях скепсиса, я бы сказал, очернительства…
— Не стоит этого бояться,— перебил Андропов,— К сожалению, есть что очернять. Главное — снабжать
Заспешил и Попков:
— Во-вторых, и это главное: Рафт у наших товарищей попросил узнать, есть ли возможность организовать ему встречу с вами лично.— И Фрол Дмитриевич не удержался: — Молодец, Перепелка! Лучший наш работник. Надо бы отметить.
— Отметим. И — поздравляю. В конце его пребывания привезите его ко мне в Форос. Как все это обставить, мы с вами через пару-тройку дней обсудим детально.
— Хорошо, Юрий Владимирович. Что же… Как говорится, хорошего отдыха. И вам, и Татьяне Филипповне…
— Один момент,— перебил Андропов,— В начале нашего разговора вы сказали: «Вроде бы получается, как задумано». Что значит — вроде бы?
— Да как сказать…— Мгновенно большое лицо Попкова покрыла испарина.— Появился один нюанс. Или обстоятельство… Губастый, то есть Яворский, мне передал свои опасения…
— Какие еще опасения? — перебил Андропов.
— Пикантность ситуации, Юрий Владимирович, в том, что у американца не просто связь с Перепелкой — он в нее влюбился.
— Ну и великолепно! — воскликнул Главный Идеолог страны,— Чем сильнее его зависимость от нашего человека, тем…
— Сложность в другом,— решился перебить шефа начальник Пятого управления.— И она влюбилась в американца. Губастый докладывает — сильнее, чем он. «Потеряла голову» — так буквально он выразился.
Андропов некоторое время молчал: в телефонной трубке было слышно его дыхание.
— Да…— наконец сказал Юрий Владимирович.— Я, честно говоря, в амурных делах разбираюсь слабо. Но если это может как-то отрицательно сказаться на работе Перепелки…
— Яворский считает… Уж не знаю почему,— может, Губастый находится в прямом контакте с Перепелкой.
— Пусть он подробно изложит в рапорте свои соображения. Держите ситуацию под постоянным контролем. В случае необходимости принимайте превентивные меры.
— Слушаюсь, Юрий Владимирович.
— У нас с вами главная задача — успешное завершение операции «Золотое перо».
— В успехе я не сомневаюсь,— твердо сказал Попков.
— До свидания, Фрол Дмитриевич. Через пару дней я сам позвоню вам из Фороса.
1 августа 1982 года
Утро было душное, знойное, над Москвой собиралась гроза.
В этот день у Жозефа Рафта
— Если останется время и будет ваше желание,— сказал Яворский,— можем посетить одно из наших издательств. Вам предоставляется выбор: «Молодая гвардия», «Советский писатель», «Политиздат», любое другое, по вашему, Жозеф, желанию.
— Хорошо — рассеянно сказал американский журналист.— Там посмотрим.
С утра Рафт чувствовал себя отвратительно: тяжелая голова, сердцебиение, стучало в висках. У него было гнетущее, подавленное состояние. Никогда ничего подобного с ним не случалось.
Уже в конце первой встречи в «Литературной газете» он почувствовал усталость и раздражение. Люди, и их вопросы, и то, как они отвечали на его вопросы,— все казалось ему пустым, неинтересным, фальшивым. Голова болела все сильнее…
Вторая встреча была с членами редколлегии газеты «Правда»: ослепительные улыбки, крепкие, дружественные рукопожатия, букет роскошных роз на столе, торжественность обстановки.
— После встречи,— тихо сказал ему на ухо Яворский,— коллеги приглашают вас на скромный товарищеский обед.
Рафт ничего не ответил.
Встреча началась без четверти двенадцать. Приветственное слово («Я бы так озаглавил свою маленькую вступительную речь: «Будем крепить дружбу и сотрудничество журналистов Советского Союза и Соединенных Штатов Америки!») с пафосом и модуляциями в голосе произнес главный редактор «Правды», полный вальяжный человек лет пятидесяти, самоуверенный и со светскими манерами. Он был явно захвачен своей речью, она ему нравилась. Прошло уже пятнадцать минут, в маленьком, отделанном серым мрамором конференц-зале большие напольные часы показывали ровно «12»…
Жозеф Рафт в этот момент почувствовал властную необходимость позвонить Лизе — сейчас, немедленно!…— и сказать ей: «Не надо! Не делай этого!» Он не знал, что — ЭТО. Обе фразы отчетливо прозвучали в его сознании.
Но позвонить не представлялось ни малейшей возможности: рядом не было телефона, редактор произносил свою пламенно-восторженную речь, на Рафта из зала смотрели дружеские, улыбающиеся, приветливые лица — белые круглые пятна, пятна, пятна…
…В это самое время — было 12.04 — Елизавета Смолина, Лиза-Перепелка, вошла в подъезд престижного дома в районе Патриарших прудов.