Бездна Мурены
Шрифт:
– Учти, Коля-Пылесос, – процедил О'Юрич сквозь зубы, – меня можешь обстреливать своими иголками, жечь током и поливать ледяной водой. Но за Виталика я тебя сразу загрызу, при первой же возможности, только отвернёшься или моргнёшь. Обещаю.
Николай натужно хихикнул и принялся нервно теребить рукоять ветеринарного пистолета. Первый и Третий тоже на всякий случай взялись за пистолеты в ожидании от своего самозваного босса должной его положению реакции.
– По надзорной палате соскучился, Юрич? – В голосе Второго
Бортинженер взял крокодильчика на руки и отвернулся. То, что хотел, он уже сказал. Внутри санитара Коли всё клокотало. С одной стороны, нельзя было спускать подобную наглую выходку от пациента. С другой стороны, неизвестно, что может прийти в больную голову этого свихнувшегося «афганца». Управлять агрессией бывшего сержанта Варова получалось только у доктора Арфеева.
– Сегодня на ужин у нас снова неудачник, – объявил санитар № 2. – И вот ведь совпадение – он опять будет отобран из вашего космического барака!
Коля злорадно осклабился и вышел из палаты. За ним засеменили остальные санитары.
После обеда авторитету Коли-Пылесоса снова был брошен вызов. Добровольный помощник санитаров Руслан Искандеров участвовать в розыгрыше неудачника наотрез отказался.
– Русланчик! Или как там тебя – Игорёк! Ты чего? – Строптивость теннисиста стала для Николая неожиданностью.
– С «Нулевым парсеком» играть не буду! – категорично объявил Р-Нат.
– Ты снова за своё? – нахмурился Второй санитар. – Ты дебил, а не космонавт. Хотя как тебя убедить – ты же дебил!
– Сам дебил! – огрызнулся теннисист.
Кровь прихлынула к лицу Коли. В переполненном холле воцарилась мёртвая тишина.
– Что ты сказал, Искандеров? – растягивая слова, просипел Второй.
– Сам играй, – тихо отозвался Р-Нат, опустив голову.
Санитар Коля достал ветеринарный пистолет из кобуры.
– Что ж, я сыграл. И по моим правилам ты проиграл, Игорь Русланович. – Голос его стал вкрадчивым. – И знаешь, что будет сегодняшней мишенью за ужином? Треугольник на жопе неудачника!
Лицо Р-Ната исказила гримаса отчаяния. В руке его оказалась дубинка с шокером.
– Наконец-то, Русланчик Игоревич! – возликовал Второй. – Нащупал-таки в своём кармане пару яиц вместо хрупких теннисных шариков? Давай, разозлись, маменькин сыночек!
Коля ухватил пистолет обеими руками и встал, широко разведя ноги. Остальные санитары тоже достали своё ветеринарное оружие и пугливо озирались на окружившую их толпу психически нездоровых людей.
Р-Нат сделал шаг навстречу Николаю и вдруг упёр плазмоштык в собственный подбородок. Разряд заставил теннисиста рухнуть на колени, он выронил шокер, но отчаянно пытался подняться, борясь с судорогами мышц. Петя с Шуриком подскочили и подхватили его под локти.
– Мне
– Т-ты не б-будешь указывать оргаботу, что ему д-делать, д-дроид! – непослушным языком промямлил Р-Нат. – З-займи своё место в к-кладовке со швабрами! С-с-с!
Побагровевший Николай извлёк из кармана только что реквизированного халата теннисный шарик.
– Теннис, оказывается, пагубно на психическом здоровье сказывается, – покачал он головой. – Придётся запретить эту ересь.
С этими словами санитар № 2 положил шарик на пол и с хрустом раздавил его ботинком.
Этим же вечером разведчики стояли и наблюдали, как богато одетые мужчина и женщина под руки проводили по холлу Р-Ната мимо их отсека. Тот едва передвигал ноги, у него был потухший взгляд, а на тонкой смуглой шее был намотан бинт.
Бортинженер бросил Р-Нату теннисный шарик, который на днях припрятал, чтобы досадить. Но обычно резкий и ловкий теннисист сейчас даже не сделал попытки его поймать, и шарик одиноко заскакал по коридору.
Когда процессия удалилась, все члены «Нулевого парсека» сгрудились у окна. Во дворе больницы стоял чёрный представительский автомобиль, освещаемый уличными фонарями.
– Руслан сегодня пытался повеситься.
Все обернулись на тихий голос – в палате стоял санитар Шурик с печальным взором.
– В туалете, на собственных подтяжках, – продолжал санитар. – Гертруда позвонила его родителям. Они у Искандерова какие-то непростые, влиятельные. Чтобы забрали парнишку от греха.
– Откуда у оргабота родители, долбоёб! – едва слышно прошептал Дипер и добавил уже громче: – Теперь-то их точно осталось семеро.
Сорвавшееся с уст Командора ругательство было настолько для него нетипичным, что те, кого осталось семеро, на миг опешили, но тут же снова повернулись к окну. Р-Ната вели к машине.
– Куда его теперь? – спросил Штурман.
– Подальше в глубокий космос, – вздохнул капрал. – Оргабот мог бы и дальше совершенствовать своё мышление, вершить великие дела. Но вместо этого он приговорён к медленной мучительной смерти в космической пустоте. Наедине со своими грандиозными мыслями такого же космического масштаба.
Перед тем как сесть в машину, Р-Нат обернулся. Семь пар родственных глаз, полных сочувствия, смотрели на него из окна. Зенит поднёс к груди сложенную пальцами букву «О» (а вернее – цифру ноль) и ребром ладони второй руки словно перечеркнул ноль по диагонали.
– Нуль не разделить! – произнёс он.
Остальные тут же хором повторили сказанное и соорудили схожую фигуру ладонями. Отныне у «Нулевого парсека» был и свой командный жест, и девиз. Из-за плохого освещения во дворе больницы разведчики не могли видеть слёз, заблестевших на щеках оргабота.