Бездна
Шрифт:
– Мне стыдно сказать об этом. Но это правда. Что, если этот человек окажется темнокожим?
– Я понимаю. Я тоже думал об этом.
– Я чувствую, что становлюсь параноиком на расовой почве. Каждый раз, когда я вижу черное лицо, мне кажется, что это Клоше послал кого-то захватить меня.
Секретарша оказалась хорошенькой молодой чернокожей женщиной. Приближаясь к ее столу, Гейл сказала:
– Это я звонила вам недавно. – Она взглянула на часы на стене: было десять минут пятого. – Простите, мы немного опоздали. Ужасное уличное движение.
– Могу
– Конечно. Сандерс. Мистер и миссис Сандерс.
– Директор не сможет вас принять, к сожалению. Сейчас в отеле “Принцесс” происходит съезд агентов туристических бюро, и он занят там целый день. Я устроила вам встречу с его помощником. – Она поднялась и сказала: – Следуйте за мной, пожалуйста.
Она прошла к кабинету в задней части комнаты и сказала сквозь открытую дверь:
– Мистер и миссис Сандерс. – Проведя Сандерсов в комнату, она представила: – Мистер Холл.
Мужчина встал, чтобы обменяться рукопожатиями. Он был белый, лет сорока, худощавый.
– Мэйсон Холл, – сказал он. – Пожалуйста, входите.
Сандерс закрыл за собой дверь, и они с Гейл опустились в кресла лицом к столу. Холл улыбнулся и спросил:
– В чем проблема? – У него был акцент восточного побережья Америки.
Сандерс поинтересовался:
– Что вам известно о крушении корабля под названием “Голиаф” в районе “Апельсиновой рощи”?
Холл на минуту задумался.
– “Голиаф”... В середине сороковых вроде бы. Кажется, это британское судно.
Они поведали Холлу свою историю, исключая подробности нападения на Гейл и подозрения Триса о существовании испанского корабля. Когда они заканчивали рассказ, Гейл взглянула на Дэвида и произнесла:
– Трис был против нашего визита в правительство.
– Я не удивлен, – ответил Холл. – У него было несколько неприятностей с правительством.
– Какого рода? – спросил Сандерс.
– Ничего серьезного. И все это было страшно давно. В любом случае я рад, что вы пришли. Пока еще ничего и не произошло, а вы уже получили больше неприятностей, чем заслуживаете. Очень сожалею и знаю, что директор тоже хотел бы, чтобы я передал вам его сожаления.
– Мистер Холл, – сказал Сандерс, – все это очень мило, но мы пришли сюда не за сожалениями.
– Нет, конечно.
– Что вы можете сделать?
– Я поговорю с директором сегодня вечером. Уверен, что он захочет побеседовать с министром, когда тот вернется.
– Где он?
– На Ямайке... на региональной конференции. Но он приедет через несколько дней. Тем временем мы свяжемся с полицией и выясним, что известно им об этом парне Клоше.
– Полиция? – спросил Сандерс. – Я ведь предупреждал, что у Клоше есть друзья в полиции. Он нам сказал об этом, и я уверен, что это так.
– Мы сделаем все это очень тихо. Я позвоню вам, как только мне станет что-нибудь известно. – Холл встал. – Я должен поблагодарить вас за то, что вы пришли. Как долго вы здесь еще пробудете?
– Почему
– Потому что, если вы хотите, я был бы счастлив приставить к вам полисмена.
– Нет, – возразил Сандерс, – Спасибо. С нами и так все будет в порядке.
Они пожали друг другу руки, и Сандерсы, покинув офис Холла, двинулись вдоль Фронт-стрит. Тротуары были переполнены пешеходами, изучающими витрины магазинчиков Морского ведомства, глазеющими на ирландское полотно, шотландский кашемир и французские духи в витринах Тримингама и рассчитывающими экономическую выгоду в случае покупки свободного от пошлины ликера, который рекламировался в магазинах, торгующих спиртным.
– Ты думаешь, он поверил нам? – спросила Гейл.
– Думаю, да, но если мы захотим дождаться, чтобы он действительно что-то сделал, то боюсь, нам придется умереть в весьма преклонном возрасте.
Впереди Сандерс заметил билетные кассы Пан-Американ. Когда они подошли к двери, он дотронулся до руки Гейл и указал на вывеску. Она остановилась и взглянула на синие буквы длиной в фут “PAN AM”, написанные на стекле.
– Уедем мы или останемся – нам не поздоровится в любом случае, – сказала она. – Не знаю, смогу ли я жить дома под постоянным напряжением: угроза, полное незнание будущего и неотступный вопрос “что, если...”.
Давид рассматривал буквы несколько секунд, затем сказал:
– Давай снова заглянем к Трису.
– Я не стану говорить: “Я вас предупреждал”, – сказал им Трис. – Проклятые глупцы должны сперва поджариться как следует, прежде чем признают, что огонь обжигает.
Сандерс спросил:
– Вы зарегистрировали испанский корабль?
– Конечно. Вы не рассказали уважаемому мистеру Холлу об этом, не правда ли?
– Нет.
– Он был весьма скрытен... в отношении вас, – сказала Гейл.
– Скрытен? – Трис рассмеялся. – Это слово сюда не подходит. Бюрократы никогда не разгадают меня. Все, что они понимают, – это всякая ерунда и политика, что практически одинаково по содержанию и значению.
– Вы думаете, они будут что-то предпринимать?
– Может быть, к концу столетия. – Трис покачал головой, как бы выбрасывая правительство из своей памяти. – Итак, – сказал он, – теперь, когда вы имеете половинный интерес к тому, что может оказаться ничем, что вы собираетесь делать?
– Остаться, – сказала Гейл. – На самом деле у нас нет выбора.
– Вы все взвесили и учли возможный риск?
– Да, – ответил Сандерс.
– Хорошо. Тогда несколько основных правил. С этого момента и далее вы должны делать то, что я скажу. Вы можете спрашивать, о чем захотите, когда на это есть время. Но если его нет, вы сначала прыгаете, а вопросы задаете позже.
Гейл взглянула на Дэвида:
– Главный в группе.
– Что вы сказали? – спросил Трис.
– Да ничего особенного. Когда мы ныряли, Дэвид обижался, если я ему не подчинялась.