Бездна
Шрифт:
Трис перевернул мясо на сковородке, наклонился к ящику под раковиной и вынул оттуда целый ассортимент овощей: фасоль, огурцы, кабачок, лук и помидоры. Он покрошил все в большую миску, добавил соус и перемешал вилкой.
Мясо было темно-розовое, почти пурпурное и имело специфический вкус.
– Вы храните это мясо здесь? – спросила Гейл, окуная кусочек мяса в соус.
– Не знаю. А что?
– Мне просто любопытно.
– Оно вам нравится?
– Оно... имеет интересный вкус.
– Это ведь не говядина,
– Вот как? – медленно произнесла Гейл. – Что же это?
– Козлятина. – Трис отрезал кусок мяса, положил его в рот и с удовольствием стал жевать.
– О!
В желудке у Гейл что-то перевернулось, и она взглянула на Сандерса. Он как раз собирался откусить кусочек мяса, но теперь вилка застыла в нескольких дюймах от его рта. Он увидел, что она смотрит на него, и, задержав дыхание, взял мясо в рот и проглотил его целиком.
После ужина Трис положил свою тарелку в раковину и сказал:
– Я собираюсь прогуляться; возможно, наведаюсь к Кевину ненадолго. Можете меня не ждать.
– Нам нужно что-то сделать? – спросила Гейл.
– Нет, наслаждайтесь друг другом. – Он вытер руки о штаны и взял бутылку рома из шкафчика. – Кевин пьет пальмовое вино домашнего изготовления. Обжигает внутренности быстрее, чем морская медуза. – Он окликнул собаку, спавшую под столом: – Пошли.
Собака вскочила на ноги, потянулась, зевнула и вышла за Трисом через кухонную дверь.
Когда калитка была закрыта и звуки шагов Триса замерли вдали, Сандерс произнес:
– Неплохо с его стороны.
– Что?
– Оставить нас наедине.
Он протянул руку через стол, чтобы взять ее руку в свою. Гейл не выдернула свою руку, но и не ответила на его прикосновение.
– Трис был женат, – проговорила она и затем рассказала ему историю, которую поведал ей Коффин.
Пока Сандерс слушал, он вспомнил свою беседу с Трисом и понял: то, что казалось ему дружеским советом, было искренней, сердечной заботой. Трис пытался увести его от того отношения к жизни, которое когда-то избрал для себя сам и которое навсегда лишило его надежды на радость. Поняв это, Сандерс почувствовал холодный страх, никак не связанный со страстью к приключениям.
– Я люблю тебя, – сказал он.
Она кивнула. На ее глаза навернулись слезы.
– Пошли спать.
Он поднялся и составил посуду в раковину, затем вернулся и повел Гейл в спальню.
Впервые ему не удалось ее возбудить. Через некоторое время он перестал пытаться и спросил:
– В чем дело?
– Сожалею... Я не могу. – Она отвернулась от него и прижалась к стене.
Сандерс долго лежал без сна, прислушиваясь к звуку работающего компрессора на улице. Постепенно ее дыхание стало ровнее и глубже, и вскоре она крепко спала.
Сексуальный порыв Сандерса не был простым желанием: он чувствовал, что ему необходимо выразить свою любовь к Гейл, успокоить,
Наконец он заснул. Он не проснулся, когда в тишину ночи ворвались новые звуки – шум автомобильного двигателя, шелест покрышек по гравию.
Лишь ветер разбудил его утром – ветер, свистящий сквозь занавеску и хлопающий ставнями, дующий с моря и набирающий силу, переваливая через скалы.
Трис сидел в кухне, просматривая старые газеты. Сандерс не стал спрашивать, не нашел ли он там чего-нибудь новенького; отныне он знал, что Трис говорит только тогда, когда у него возникает в этом надобность. Поэтому все, что он счел нужным произнести, щелкнув по стеклу барометра, было:
– Вы оказались правы.
– Да. Дует весьма сильно. Но здесь хуже, чем внизу. С нами все будет в порядке.
Сандерс взглянул на часы: половина седьмого.
– Когда вы хотите выйти?
– Через полчаса или сорок минут. Если ваша девушка хочет поесть, лучше уже разбудить ее.
– Хорошо, – Сандерс все же не смог удержаться от любопытства. – Что нового?
– Ничего особенного, ничего, что привело бы нас к чему-нибудь значительному. Дневники... Боже, если слушать россказни этих матросов, так подумаешь, что на каждом корабле был по крайней мере чертов Форт-Нокс!
Путешествие вдоль южного берега оказалось нелегким. “Корсар” шлепался о бушующие волны, кренясь и содрогаясь, оставляя за собой пенный шлейф; струи воды захлестывали нос и били в стекла иллюминаторов. Собака, безуспешно пытавшаяся устоять на носу, улеглась в сухом уголке и взвывала всякий раз, когда ее тело ударялось о качающуюся палубу.
Дэвид и Гейл стояли в кокпите рядом с Трисом, удерживаясь за надстройку.
– Мы сможем нырять? – усомнился Сандерс.
– Конечно. Это всего двадцать узлов, но мы встанем на якорь с подветренной стороны рифа и пойдем на дно.
– Что будет, если якорь не удержится?
– Тогда “Апельсиновая роща” станет владельцем новехонького кораблекрушения.
Когда они оказались в створе “Апельсиновой рощи”, Трис направил лодку к берегу. Волны обрушивались на риф и разбивались о него на пенистые языки.
Сандерс ожидал, что, как всегда, Трис аккуратно будет выбирать путь среди рифов. Вместо этого он отходил от рифов в сторону моря на несколько секунд, изучал течения и характер волн, а затем прибавлял скорость и проскакивал через первый же просвет между рифами.