Бездна
Шрифт:
Лейтенант, командир спецгруппы, не стал ничего спрашивать, кивнул и нажал на тангенту рации:
– «Коробочка», первый вызывает… Прием.
Через три секунды рация отозвалась: «коробочка» на связи. Прием.
Лейтенант снял с груди рацию, протянул ее Чубарову.
– «Коробочка», – сказал Чубаров в рацию. – Твой выход, «коробочка».
Моссад сказал:
– Командир, нужно сваливать… Он нас раскусил.
– Не паникуй, – ответил Немой Моссаду. Он не знал, что совершил две ошибки: во-первых, сказал Чубарову о спецперевозке. Немой не мог знать, что сотрудник, осуществляющий спецперевозку, сказал бы коллеге: «Красная шапочка. Везу пирожки бабушке». Во-вторых, он сказал, откуда и куда едет. Настоящая «Красная шапочка»
Водитель «хаммера» разбудил пулеметчиков и повернул ключ в замке зажигания. Восьмицилиндровый дизель «молотка» запел ровно и мощно. Старший пулеметного расчета занял свое место за гашетками «браунинга» калибром 12,7, зевнул и спросил: че, воюем?.. Водитель ответил: огонь только по команде, – включил фары и выехал, легко сминая елки, на дорогу. До блок– поста отсюда было чуть больше ста метров.
Немой увидел, как вспыхнули в ельнике фары и спустя несколько секунд на дорогу выкатился автомобиль. Немой еще не видел, что это за автомобиль, но уже догадался… Он включил дальний и разглядел характерную приземистую тушу «хаммера» с пулеметом наверху. «Хаммер» медленно катил к мосту.
– Твою мать! – сказал Немой.
Одновременно раздался голос из громкоговорителя:
– Эй, «майор Горохов»! Советую сдаться. Выходите из машины, ложитесь на землю.
Немой лихорадочно соображал: что делать? Впереди «хам» с пулеметом. Сзади триста метров узкого моста… На «хаммере» вспыхнул прожектор. Он светил прямо в глаза.
– «Горохов»! – произнес слегка искаженный динамиком, но все же узнаваемый голос Чубарова. – Слышишь меня, «Горохов»?
– Слышу, – буркнул Немой, стиснул зубы и включил заднюю передачу.
Из блок– поста выскакивали спецназовцы.
«Фольксваген» ринулся назад. В узком лотке моста он был обречен, и это понимали все. Слепил прожектор на «хаммере», слепил прожектор на крыше блок– поста. Взмыл вверх шлагбаум, «хаммер» въехал на мост.
От блок– поста ударил выстрел и правое переднее колесо «фольксвагена» осело. Микроавтобус мотнуло в сторону. Он проехал бортом по бетонному ограждению. Со скрежетом рвался металл борта, сыпались искры. Не очень быстро, но неотвратимо надвигался «хаммер». Казалось, он заполняет всю ширину моста.
Моссад крикнул Немому: притормози, командир. – Зачем? – Выйду, подышу свежим воздухом… Немой остановил машину, Моссад откатил боковую дверь, сказал: жаль, анекдот так и не рассказал! – выпрыгнул, сходу дал длинную очередь в сторону блок– поста и перевалился через высокое бетонное ограждение на пешеходную дорожку. По бетону хлестнули пули.
Немой отпустил сцепление, «фольксваген» покатил дальше.
Пуля пробила левое переднее.
Чубаров подумал: а ведь уйдут, суки! Уйдут…
В идеале, террористов нужно брать живыми. Этого требуют все служебные инструкции. Но в реальной жизни редко удается взять террориста живым – в большинстве своем они стремятся покончить с собой. Еще бы – все хорошо наслышаны о спецтюрьмах… Вообще, инструкции инструкциями, а в реальной жизни обычно все идет не по писаному. Однако если ты упустишь террористов, то потом с тебя спросят: почему упустил? И твои оправдания: хотел, мол, взять живым, – никому нах не нужны.
Несколько секунд Чубаров колебался, а потом скомандовал в рацию: «коробочка»! «Коробочка», огонь! На поражение!
Пулеметчик прицелился в середину бликующего лобового стекла «фольксвагена», нажал на гашетку.
Немой увидел, как над «хаммером» вспыхнул яркий белый огонь… Трассирующие пули калибром 12,7 миллиметра прожгли шестьдесят метров холодного сырого воздуха, обрушились на «фольксваген». Через секунду одна из них пробила грудную клетку Колобка, через четыре секунды другая прошила правое плечо Немого. Немой выпустил руль. «Фольксваген» вильнул и уперся задом в
Немой застонал.
Ефим Гинзбург по кличке Моссад лежал за бетонным ограждением, отделяющим проезжую часть моста от пешеходной. Он прижимался к бетону с выступающими наружу прутьями арматуры и ощущал телом дрожь моста под весом «хаммера». Бетон был очень холодным. Потом Моссад услышал обвальный грохот пулемета. Казалось, что пулемет стреляет прямо над головой. Непроизвольно Моссад еще плотнее прижался к бетону, но через несколько секунд все-таки заставил себя поднять голову. Он увидел тень от проезжающего мимо «хаммера», ощутил запах сгоревшего пороха.
Немой распахнул дверцу и вывалился на бетон. Перебитая правая рука висела, перед глазами была пелена. Сквозь эту пелену Немой видел, как приближается «хаммер». Левой рукой Немой достал из кармана на внутренней стороне дверцы гранату, неловко начал подниматься на ноги.
Пулемет умолк. Пулеметчик жевал резинку, с интересом смотрел, как барахтается в крови террорист возле дверцы… Террорист поднял руку ко рту, и пулеметчик увидел, что из кулака торчит цилиндр взрывателя с кольцом.
– Идиот, – пробормотал пулеметчик, выплюнул розовый комочек резинки и дал короткую – три выстрела – очередь. Тело террориста дернулось, как будто от удара хлыстом, он выронил гранату с так и не выдернутой чекой. А потом упал сам. «Хаммер» остановился.
Сквозь дыру в бетонном барьере Моссад смотрел на труп Немого. Еще минуту назад Немой был жив. Улыбался, слушая анекдот, который Моссад так и не успел рассказать до конца… Теперь он лежит мертвый на разбитом бетоне с обнаженной арматурой. А над ним смрадно – соляркой и сгоревшим порохом – дышит стальная туша. Моссад ощутил острое чувство ненависти к этому ящику на колесах. И к тем, кто сидит в этом ящике.
– Суки, – сказал Ефим. – Что же вы творите, суки?
Светил прожектор, заливал мост светом. Было очень холодно. Моссад прополз несколько метров и оказался напротив «хаммера». Он привстал и рванул гранату, привязанную за кольцо к шнуру. В этот момент левая дверца «хама» распахнулась. Моссад вскочил, метнул гранату в проем… Она влетела в темное чрево машины. Моссад тут же перепрыгнул через барьер, быстро подскочил и захлопнул дверцу, навалился на нее плечом… Внутри раздался крик: граната! Спустя три секунды внутри «хаммера» громыхнуло, сверкнуло, дверь сильно толкнуло изнутри, как будто кто-то хотел выйти.
Моссад точно знал, что оттуда никто не выйдет.
– Вот так, – пробормотал Моссад, – вот так.
Прикрываясь корпусом «хаммера», он присел на корточки, вытащил из кармана сигареты и зажигалку – закурил. Он сделал три затяжки – дым был горьким. Он затушил сигарету о колесо «хаммера», заменил магазин автомата и стал ждать… На него одобрительно смотрел мертвый Немой.
Через громкоговоритель Моссаду предложили сдаться. В обмен на жизнь. Моссад криво улыбнулся. Он не боялся смерти. Знал, что раньше или позже он погибнет. Относился к этому спокойно. Хотелось только, чтобы смерть была легкой. Остальное казалось неважным… Ему предложили сдаться, он ответил автоматной очередью. Больше ему ничего не дали сделать – снайпер прострелил ему одну руку, потом вторую. Моссаду стало тоскливо. Невероятно тоскливо. Он встал и пошел к перилам. Через слепящий электрический свет… Когда он был в трех метрах от перил, снайпер вновь выстрелил, пробил ему ногу. Моссад упал, пополз к дыре в ограждении… Что-то говорил в громкоговоритель капитан Чубаров. Моссад не разбирал слов. Он уже почти совсем ничего не понимал, но упорно полз, полз, полз к краю, к дыре, тащил кровавый след… По мосту к нему бежали бойцы спецназа. Ближайший из них был всего в пяти метрах, когда Ефим Гинзбург протолкнул тело в дыру и упал в белый туман над черной водой. Вода приняла его и понесла в Ладожское озеро.