Бездыханные ІІ
Шрифт:
— Говори, что хотела, и убирайся, — грубо сказал парень, не глядя на меня.
— Я не знаю, что говорить, — честно призналась я. — Но одно я знаю точно — ты не прав.
Рейн как-то грустно усмехнулся и фыркнул.
— И в чем же я не прав?
— Тебе не нужно было срывать свою злость на Мелори. Она волнуется за тебя, и твое возмущение из-за этого совсем не уместно. Ты должен извиниться перед…
— Не учи меня! Не забывай, что я старше тебя, — перебил он меня, взглянув в глаза.
— По твоему поведению это не слишком заметно.
Я не отвела взгляда и смотрела прямо в глаза Рейна. Наш немой диалог продлился почти минуту, после чего парень опять ухмыльнулся и, закрыв глаза, опустился с кресла на пол и поставил на него свою голову, как на простую подушку.
— Сядь, — немного резковато, но уже не так грубо велел он мне, кивнув головой на пол рядом с собой.
Я послушно подошла и по-турецки села на грязноватый от
Неловкое для меня молчание длилось примерно минут пять. Все это время я смотрела на Рейна, который лежал с закрытыми глазами сложив запачканные грифелем карандаша руки на груди. Он был одет в ту же одежду, что и в школе, только теперь она была помята и, кажется, чем-то запачкана. Черные волосы парня были взлохмачены, а от него самого, как и говорила Мелори, попахивало алкоголем.
— Алкоголь умершим безвреден, — внезапно сказал он, видно, услышав, как я шмыгаю носом, принюхиваясь. — К сожалению. Для нас он как вода.
— Тогда почему ты пил?
— Потому что захотел, не ясно что ли? — буркнул он, нахмурив брови, но не открывая глаза. — А если я что-то хочу, то исполняю это желание, каким бы абсурдным оно не казалось. Это же моя потребность, так почему же я должен ее в себе подавлять, если у меня есть возможность ее исполнить?
— И что дало тебе то, что ты залил в себя алкоголь?
— Исполнение желания. Я сделал то, что хотел, и мне полегчало. Ведь исполнение желаний — это же так чудесно!
Последнюю фразу он выпалил, открыв глаза, громко и с хорошо заметным сарказмом, стукнув кулаками по полу.
— В чем твоя проблема? — спросила я через пару секунд, не найдя другого вопроса в голове.
— В чем моя проблема? Моя проблема в том, что я мертв, черт возьми! Я заперт в теле пятнадцатилетнего мальчишки, благодаря чему я для всех и есть пятнадцатилетний, хотя мне уже больше двадцати! И я останусь таким мелким, даже когда мне перевалит за сотню! — вдруг воскликнул Рейн, подняв голову и взглянув на меня.
— Ты только сейчас это осознал?
Мой голос был холоден. Нет, я не хотела его обидеть, просто мне не нравится, когда на мне срывают свою злость. Тогда даже все желание утешить человека пропадает.
К моему удивлению Рейн ответил тихо, без крика, и совсем не так, как я ожидала.
— Да.
Его взгляд изменился: пропала та насмешка, те злые искорки, и остались только боль и немое отчаяние.
— Вчера, — продолжил парень, опустив голову, — я встретил человека, которого не видел уже почти десять лет. Этот человек был для меня всем, когда я был при жизни. Можно сказать, что ради него я и жил. И ради него умер… — Рейн сделал короткую паузу, погрузившись в мысли. — Признаюсь, я даже сразу его и не узнал. Он первым окликнул меня, по имени. Я видел на его лице недоверие, удивление, надежду… Но я… я!..
Рейн закрыл лицо руками и начал сжимать пальцы, оставляя на коже глубокие царапины, которые почти сразу же начинали заживать.
— Я сказал, что он ошибся! Что я не Рейн! Но это ведь ложь! Ложь! — он опять начал кричать. — Я Рейн! Рейн Долорес! Почему я не мог сказать правду? Потому что он теперь был хорошо одет, в костюм, а не в обноски, как раньше? Или может потому, что ему сейчас было двадцать лет? Или может потому, что держал за руку красивую девушку?! Почему, Мио? Почему?
Не знаю, что было порывом моих последующих действий. Возможно, это то, что сейчас Рейн впервые нормально говорил со мной, безо всяких приколов или грубостей. Возможно, это потому, что в его глазах читалась искренняя мольба о помощи. Возможно, это потому, что если бы он сейчас был жив, то точно бы заревел. Или это потому, что я сейчас просто хотела его утешить. Я не знаю. Но я и не искала причину, а просто резко обняла его, сильно прижав к себе так, что его нос уткнулся мне в плечо. Сцепив сзади руки, чтобы парень не смог отстранится, я, воспользовавшись его шоком, который вызвали мои действия, заговорила:
— Бессмысленно искать причину тому, что уже не изменить. Это дает только лишние разочарования. И вообще никогда не стоит думать о прошлом. Его нужно помнить, но не задумываться над ним, потому что это всегда приводит к грусти. И не важно, веселые это воспоминания или плохие. Так как вспоминая плохое, мы караем себя за ошибки прошлого, а вспоминая веселое, мы грустим, что это нельзя вернуть. Но знаешь, даже если мы мертвые, даже если мы не можем нормально дышать и жить — мы все еще люди, хотя внутри нас живут монстры. Просто мы, пытаясь спастись, сошли с дороги и теперь бродим по лесу, заходя все дальше и дальше в чащу. Но какой бы ты путь не выбрал, куда бы ни зашел — ты все еще человек. Пока ты можешь сам идти по этому пути и свободно владеешь своими ногами — ты человек. И даже умерев, ты все еще остаешься этим слабым и наивным существом. Единственная разница между тобой и простыми людьми это та, что ты идешь по девственно чистой траве и можешь двигаться, полагаясь только на свои
Рейн ответил только через минуту. Он даже не пытался отстраниться.
— Ты начинаешь говорить как Данте, — буркнул парень без тени злости. — От темы моего осознания смерти мы плавно перешли к обсуждению садоводства. Ты хоть сама поняла, что наплела?
Я смутилась и фыркнула:
— Умеешь же ты испортить момент.
Рейн усмехнулся и медленно отстранился от меня.
— Но я тебе благодарен. Твой словесный бред помог утихомирить мою истерику. Поэтому ты так просто не уйдешь. Готовься.
— К чему? — не поняла я.
Рейн опять принял полулежащее положение, спершись на кресло-подушку.
— Будем рушить мое ограждение, — ответил он, закрыв глаза. — Ты же сама этого хотела. Тем более мне нужно выговориться, а ты идеально подходишь для подушки, в которую можно поплакаться.
Я закатила глаза.
— Я бы обиделась на тебя, если бы не знала твой характер.
Парень ухмыльнулся.
— Поверь, ты еще ничего обо мне не знаешь. Пока…
— Ну что ж, тогда поведай мне об этом.
Перед тем как начать говорить Рейн примерно три минуты молча лежал, закрыв глаза. Я понимала, что ему, возможно, нелегко сейчас вспоминать то, что, видимо, для него является не слишком приятными воспоминаниями. Но он сам настоял на этом, поэтому я просто послушно ждала. И, признаюсь, мне было интересно узнать о том, что же скрывает этот парень под своей маской грубости и холода.
— Ну что ж, — наконец-то начал он говорить. — Моя жизнь кардинально отличалась от той, которую можно назвать нормальной. Основной причиной этого является мое детство. На самом деле я ублюдок. Моя мать была шлюхой. Она забеременела мной от одного из своих клиентов. Я даже имени ее не помню. Сара, кажется… не знаю. В общем, она пыталась сделать аборт, но чуть было не умерла на операционном столе. — Рейн ухмыльнулся. — Я был живучим. Она курила, пила, кололась, даже спала с клиентами будучи уже на седьмом месяце, но я все равно не погиб. Я родился здоровым, не смотря на ее образ жизни. Но как только это произошло, она отдала меня в приют при монастыре. Это было единственное заведение, куда бездомных детей принимали бесплатно. Приют содержали служители монастыря, поэтому всех детей в нем воспитывали в духе сильной веры в Господа. Странно, но я четко помню все свое детство, и эти воспоминания гложут меня до сих пор. Мне говорили, что я рожден Богом. Всем так говорили, кто попал сюда, не зная своих родителей. Но я в это верил и был счастлив. В шесть лет я случайно услышал разговор двух монахинь. Они говорили о моей матери. Вот тогда я и узнал историю своего попадания в приют. Был ли я разочарован? Не совсем. Я просто потерял веру. Это было так, будто бы на меня вылили ведро холодной воды — я очнулся. Мне казалось, что Господь предал меня, что меня глупо одурачили. После этого я больше ни разу не молился. Меня часто ругали за то, что я пропускаю уроки молитвы и хоровые занятия, но мне было все равно — это был мой принцип. А вскоре я узнал ужасную тайну нашего приюта, которая до сих пор кажется мне нереальной. На самом деле это заведение было куда греховнее любого блудного дома. За стенами этого святого места скрывалось дьявольское жилище, пропитанное грехами похоти. А виновником «торжества» был один 55-летний старик, который стал святым отцом через три года после моего появления в приюте. Я до сих пор помню, его звали Роберт Сиперс. Он вбивал в головы малолетних детей, что Господь сможет простить им всех их грехи, только если они будут почти каждую неделю проводить обряды очищения. Знаешь, что это был за обряд?