Бежала по полю девчонка

Кузьмина Людмила

…Когда я студенткой училась в университете, на лекции по органической химии, посвящённой ферментам, профессор Есафов привёл в качестве примера использования ферментов в быту обычай на Руси давать младенцу пережёванную пищу. Мол, это даже полезнее, чем искусственные питательные смеси, от которых у ребёнка образуются газы и болит живот. Пережёвывая пищу, мать снабжает её ферментами слюны, облегчая тем самым процесс переваривания пищи в желудке ребёнка. Интересно бы знать, а сколько и каких микробов при этом получает ребёнок?

Но вот наш Генка подрос. Пелёнки ему не нужны: он ползает. И опять одевали младенцев не так, как сейчас. Никаких тебе штанишек-ползунков. Не настираешься, потому как ребёнок постоянно

писает. Такого младенца облачали в платьице. В этот период Генка становился похожим на девочку. В платье и ползал. Бывало, так его выпускали летним жарким днем поползать во дворе, и он мог сесть своей голой попкой в какую-нибудь грязную кучу. Ну и что? Генку подносили к рукомойнику и отмывали его «причандалы» от грязи.

В погожий денёк я выносила его за ворота и ставила у лавочки. Он уже мог сделать несколько неуверенных шажков, падал. Я его опять ставила на ножки.

Но однажды он вдруг оторвался от лавочки и пошёл вдоль загородки палисадника. Я боялась спугнуть его. А он завернул уже за угол загородки и всё шёл и шёл вдоль длинной стороны, дошёл до следующего угла. Устал и сел на землю.

Из окна выглянула бабушка, чтобы проверить, чего мы делаем.

– Генка пошёл! – радостно возвестила я.

И Генка на самом деле пошёл и ходил с каждым днём всё увереннее.

Он по-прежнему был очень привязан ко мне. Старался подражать мне во всём.

Мне было лет 9, Генке 3 с чем-то, когда мама сшила мне пёстренький ситцевый сарафан в красных цветах. Генка тут же потребовал, чтобы ему сшили такой же. А маме что стоит сшить из оставшихся лоскутов сарафан поменьше? Взяла и, ради шутки, сшила и Генке. Облачила его и выпустила вместе со мной на улицу. Идём мы с Генкой по дороге в одинаковых сарафанах – модничаем. Я держу его за руку. Навстречу попадаются тётеньки, улыбаются, говорят:

– А мы, Люсенька, и не знали, что у тебя появилась сестрёнка! Да какая хорошенькая!

Я была большая, быстро сообразила, что тётеньки подсмеиваются над нами. Пришла домой и сердито объявила маме, что больше не пойду с Генкой гулять, если он наденет девчачье платье.

И старшие братья возмутились, дружно стали протестовать: нельзя Генку превращать в девчонку, пусть растёт мальчишкой! (Яйца курицу учат!) И больше Генка в сарафанах не ходил!…

Забегая далеко вперёд, могу теперь сказать, что из моего брата вырос замечательный мужчина, учёный-физик, доктор наук. Мы с ним в 2000 году побывали в Верхних Карасях, набрались смелости и попросили хозяйку дома разрешить нам пройти в дом. Хозяйка помнила наших родителей, а с маминой сестрой Клавдией училась в школе, потом сама учительствовала и теперь доживала свой век.

Заметили в доме изменения. Войдя из сеней, попали в прихожую, а не на кухню, как прежде. Печка передом была обращена в бывшую тёмную комнату. Кухня теперь там.

Большая или «мамина» комната так и осталась большой и светлой – между прочим, всегда такой была. Это гостиная. Диван на месте родительской кровати, на которой 54 года назад рождался мой младший брат. Печка-«голландка» напротив окрашена в белый цвет. На стене слева от неё портрет, видимо, умершего мужа хозяйки. Мимолётно глянули на не представлявший для нас интереса телевизор в углу, и я сразу перевела свои глаза и уставилась на толстый крюк, ввинченный в потолок. Весело обратила внимание брата на него:

– Ген! А на этом крюке полвека назад сосунком ты качался в люльке.

В спальню, бывшую «нашу» комнату мы не решились пройти – неловко как-то смущать хозяйку. Там через раскрытую дверь была видна неприбранная постель.

Сели на стулья по бокам от печки-«голландки» и сфотографировались на память. Для брата Гены это был последний визит в дом, в котором он родился.

Расширение моей Вселенной

Поскольку я – это Я, то всё остальное пространство было вокруг меня.

Дом – это прежде всего наша семья: мама и папка, бабка, братья Герка и Женька. Пока без родившегося после меня Гены. А вне дома – двор со всеми нашими обитателями-животными. И дом, и двор – это ближний круг, осваиваемый мной в самый ранний период.

А дальше пространство расширилось до размеров улицы и прилегающих к ней зон. И оттуда в мой круг познания входили просто чьи-то «дяденьки и тётеньки» – наши соседи и их дети – мальчики и девочки, некоторые из них становились нашими друзьями. Мальчишки стали приятелями моих братьев. А у меня завелись подружки.

Улица и окрестные её территории стали главным местом игр и встреч с друзьями-подругами.

Наш дом стоял на главной улице села. В одну сторону дорога уходила к Непряхино, откуда мы приехали. В Непряхино находились местные органы власти, приисковое управление, а в Верхних Карасях крупного начальства не было. Село большое, но улицы не имели названия. Это в нынешнее время, навестив село в 2000 году, я узнала, что наш дом стоит на улице Свободы (надо же!) под номером 7А. А тогда письма приходили по такому адресу: Челябинская область, Чебаркульский район, Непряхинский поселковый Совет, село Верхние Караси, фамилия, имя, отчество адресата. Единственная почтальонша знала всех жителей наперечёт и кто где живёт. Но можно было оставить почту в конторе, куда все работающие на шахтах непременно заглядывали.

А вот где эта контора находилась, я что-то не помню. По малым моим летам она мне была не нужна. Видимо, помещение скучное и непривлекательное. Там, правда, некоторое время работала моя мама в должности счетовода. Наверняка контора существовала у шахты «Майская», а это было за речкой, довольно далеко, и туда ребятня обычно не бегала.

Главная дорога в другую сторону шла мимо нашего дома к речке, потом через мост-плотину к магазину, и, как ни странно, место для ребятни непривлекательное. Ну ничего там интересного! Убожество, а не магазин. В народе этот магазин назывался «Золотоскупка». Название это пришло со времени 20-х годов, когда после революции, Гражданской войны и политики военного коммунизма в нашей стране нормальные деньги обесценились и полки магазинов опустели. Кто сейчас не знает, коробок спичек стоил тогда миллион старых рублей. В стране небывалый голод, которому способствовала ещё и засуха. Советская власть как бы отступила от социалистических методов хозяйствования и взяла курс на проведение «новой экономической политики» (НЭП) с разрешением частного капитала и свободной рыночной торговли. Инициатором проведения новой политики был В. И. Ленин. В числе многих мер для пополнения золотого запаса и выхода из финансового кризиса были открыты магазины «Золотоскупка», где в обмен на сданные населением ювелирные украшения и драгметаллы, у кого они были, выдавались товарные ордера – так называемые боны, за которые в магазине можно было приобрести товары и продукты.

Новая экономическая политика за короткий период времени наполнила товарный рынок, нэпманы контролировали 75% всего капитала в стране. С приходом к власти Сталина частному капиталу пришёл конец, был взят курс на индустриализацию страны со всеми вытекающими положительными и отрицательными для страны последствиями. Но что бы ни происходило в стране, страна всегда нуждалась в пополнении золотого запаса. В 40-е годы в местах золотодобычи, кроме промышленно работающих шахт по извлечению из недр земли залежей рудного золота, широко применялся труд вольнонаёмных рабочих, работающих в старательских артелях в летний сезон. Старатели добывали золото в россыпях на промывке золотоносных песков и мягкого грунта в долинах рек. Добытое золото артель обязана была сдать в банк, а ей выдавали товарные ордера-боны: нечто вроде зарплаты. Частная продажа-скупка золота преследовалась законом – можно и тюремный срок получить, ибо золото было собственностью государства.