Беженцы и победители
Шрифт:
Народ начинает расходиться. По пути домой мало кто затрагивает политические темы, обсуждают обыденное, но дома разговорам о политике нет конца…
Взаимопониманию между политэмигрантами и легионерами в немалой степени мешал принцип, предписывавший военным держаться как можно дальше от политики. Считалось, что за армию, а значит, и за каждого отдельного ее представителя положено думать политикам. Они и принимали соответствующие решения, а армии полагалось беспрекословно проводить их в жизнь. Концепция правовой и политической преемственности традиций республики Масарика предусматривала, что политические решения принимает совершенно определенный круг политических лидеров, которых официально признали все участники антигитлеровской коалиции.
Определенную роль
Не лишена была влияния личных амбиций и политэмиграция. И в ее среде нашлись люди, которых привлекала быстрая карьера. Особенно многообещающие в этом плане перспективы открывались перед эмигрантами, оказавшимися в Англии и во Франции. В Советском же Союзе политэмигранты должны были зарабатывать себе на жизнь трудом, как любой советский гражданин, и ждать того момента, когда начнутся военные действия. Это обстоятельство усугубило противоречия, возникшие между политической эмиграцией и военным легионом, прибывшими в СССР.
Краковские беженцы добираются до Ровно только и ноябре. Теперь политэмигранты наконец-то все вместе. Вернее, почти все. Некоторые все же предпочитают Англию и Францию, а кое-кто даже попадает в Швецию. Но большинство политэмигрантов решают остаться в СССР.
На советской земле
О чехословацких политэмигрантах в СССР, которых не хотели признавать официальные чехословацкие лидеры за рубежом, позаботился МОПР (Международная организация помощи борцам революции), известная в кругах революционеров под названием «красная помощь». Это было как нельзя кстати, потому что после многодневных странствий, ночлегов в канавах, в лесах, в заброшенных домах, в товарных вагонах или на вокзалах все они изрядно пообносились. В Ровно им выдали одежду, обувь и теплые вещи — валенки, пальто на вате и шапки-ушанки. Их обеспечили жильем и питанием…
В начале 1940 года заботу о политэмигрантах берет на себя народный комиссариат сельского хозяйства. Однажды их сажают в теплушки, выделенные комиссариатом, и отправляют в Сталинград. На вокзале их встречают директора совхозов и отбирают группами человек по десять. Ирка Франк и Владя Эмлер уезжают вместе с Иваном Ивановичем Пискаревым. Они интересуются, как называется тот край света, куда они едут на санях по ослепительно белой степи. Возница с усами атамана и веселыми глазами называет их новый адрес: Усть-Медведицкий совхоз, Перелазовского района, Сталинградской области. Сегодня придется переночевать в райцентре, а завтра к полудню они доберутся до места.
Чехословацкий легион передислоцируется из Каменец-Подольского в Ольховцы, а оттуда — в Ярмолинцы. Мучаясь от безделья, легионеры разнообразят себе жизнь как могут. В феврале 1940 года, когда их переводят в Оранкщ командование легиона организует офицерские и сержантские курсы и занятия по строевой подготовке. В июне того же года легион перебазируется в Суздаль. К этому времени многие уже понимают, что самое действенное лекарство от скуки — это работа.
Ирка Вишек вспоминает о том, что владеет навыками строителя, сколачивает целую бригаду, и они принимаются за ремонт сельскохозяйственного училища и двух общежитий. Нужно покрасить фасад и внутренние помещения, промазать окна новой замазкой. Нет кистей, и тогда Ирка добывает конский волос и уговаривает одного деда, который в этом разбирается, сделать за четыре пачки махорки образец. Потом под наблюдением деда он сам овладевает этим искусством и изготавливает еще пять кистей. В бригаде одни дилетанты, их приходится учить буквально всему: как зачищать краску на оконных рамах, как красить, чтобы не было пузырей, и так далее. Практикуются они на туалете: там дефекты не столь заметны. Ирка учит товарищей даже строить леса. На четвертый день он решает, что коллектив достаточно обучен,
Один за другим отбывают транспорты во Францию. Легион тает на глазах. Занятия строевой подготовкой прекращаются.
Внимание солдат и офицеров все больше привлекает поведение подполковника Свободы. Не похоже, что он собирается на запад. Наоборот, когда они стоят в Ярмолинцах, он отправляется в Москву. К кому и зачем? Понятно, что солдатам об этом не докладывают, но им и без того ясно, что просто проветриться туда не ездят.
Начальник здешнего лагеря, подполковник интеллигентного вида, старается помочь тем, что хочет работать. Однако у некоторых чешских офицеров на этот счет другая точка зрения. И вот уже Вишеку объявляют выговор, а затем его исключают с офицерских курсов. Но Ирка не унывает: подумаешь, зато теперь у него много времени — можно и кинотеатр покрасить, и в больнице кое-что отремонтировать, и, вообще, сделать все, что необходимо.
Среди легионеров начинается разброд: одни — за то, чтобы работать, другие — против. «Зачем ремонтировать дома Советам? Чтобы приспособиться к их жизни? — рассуждают они. — Но мы же здесь временно. Не забывайте, наше дело — воевать и путь наш лежит во Францию…»
И тут происходит нечто невероятное. Некоторые военнослужащие — а их несколько десятков человек — категорически отказываются ехать во Францию. Они требуют, чтобы им дали возможность устроиться на работу и организовать себе нормальную жизнь, они хотят остаться в Советском Союзе и все решительнее выступают против антисоветского и антидемократического курса, который проводит часть офицерства. Они носят красные звездочки, и противники называют их «краснозвездными». В отместку тем, кто стремится во Францию, они придумывают им весьма выразительное прозвище — «французы».
«Краснозвездные» постепенно разъезжаются во все концы Советского Союза, а «французы» покидают его пределы на транспортах, вмещающих сто — сто двадцать человек. Последний транспорт уходит в апреле 1941 года. На нем отправляется на Запад и поручик Олдржих Пешек.
Спустя некоторое время подполковник Свобода собирает остатки легиона и сообщает, что война не за горами. Легион к этому времени насчитывает менее ста человек — слишком мало для воинской части. Но именно этих людей рекомендует Свобода на командные должности в этой части.
Самая короткая дорога
Васил Киш родился в 1920 году в деревне Турья Поляна. В семье пятидесятипятилетнего учителя церковноприходской школы он был десятым ребенком.
После поражения Венгерской советской республики старого Киша арестовали и увели в районную тюрьму в Перечине. Кормить арестантов в тюрьме не полагалось, но жене учителя разрешили приносить ему немного еды. И она ежедневно ходила двенадцать километров до Перечина и двенадцать километров обратно с узелком в руках. Потом старого Киша выпустили, а старостой в Турьей Поляне избрали коммуниста. Наверное, поэтому деревню стали называть красной.
Брат старого Киша руководил коммунистами в Турьей Быстре. Он-то и открыл Василу глаза на те самые преступления, за которые, по словам попа, справедливый боженька карал страшными адскими муками и предавал анафеме. В качестве примера поп почему-то приводил старосту из Турьей Поляны: мол, ему-то наверняка уготованы все муки ада, недаром он не смеет — и до конца своей жизни не посмеет! — войти в церковь. Васил решил, что поп скорее всего ясновидящий.
Однако дядюшка из Турьей Быстры россказням попа не верил. Будучи страшно легкомысленным, он принял грех на душу и стал убеждать невинного Васила в том, что вечного блаженства не существует. Более того, он не только рассказывал племяннику о Советском Союзе, о революции и Ленине, о Беле Куне и Венгерской советской республике, но и давал читать запрещенные брошюры и книжки. Он уверял его, что учителя в школе говорят ученикам не всю правду, а поп, наместник бога в Турьей Поляне и ее окрестностях, первостатейный лгун. Дядюшка зашел так далеко, что отрицал даже само существование бога.