Бэзил Хоу. Наши перспективы (сборник)
Шрифт:
Вера была одной из тех английских красавиц (достояние избраннейшего общества), чей патрицианский удел состоит в том, чтобы, приняв живописную позу, задумчиво глядеть вдаль, как плохие актрисы, и в таком виде, стараниями фотографа, представать перед обывателем. Возможно, этот общественный долг и вынуждал ее, вопреки прекрасному воспитанию, держаться со всеми довольно холодно, ведь у нее было сердце, а некоторые даже подозревали в ней остатки совести. С почти мужской невозмутимостью и обходительностью она протянула руку мистеру Бентли, которого хорошо знала благодаря его репутации восходящей звезды судебного небосклона, но стоило Вернеду протянуть свою – вдруг отшатнулась, словно
Это был лейтенант Бертрам, высокий и угрюмый молодой офицер, служивший под началом генерала. Можно усомниться, что он в данный момент испытывал восторженную преданность командиру, но низких чувств он не питал, ибо они были ему от природы не свойственны. Бентли приблизился, чтобы поприветствовать его, и был встречен полной достоинства улыбкой и поклоном. Поискав взглядом Вернеда, он увидел, что тот отправился вслед за дамой своего сердца, решившись раз и навсегда положить конец терзаниям.
Спустя полчаса они стояли перед камином в библиотеке, обменявшись парой фраз, пересказать которые, не прибегая к отточиям, не позволяют нам изложенные выше принципы. Вернед кротко смотрел на огонь и что-то бормотал, то и дело запинаясь, но выглядел от этого лишь более величественно, с присущей ему отвагой и честностью предлагая девушке свою жизнь. А та не выказала ни малейшего удивления; она будто именно этого ждала и заранее ожесточила свое сердце. Вера стояла, уставившись на огонь, ее ноздри раздувались, а глаза сверкали жестокой решимостью, словно бы она проклинала себя и весь мир. Затем она заговорила вежливо, но очень сухо:
– Когда вы узнаете правду, мистер Вернед, можете думать обо мне, что вам угодно, но прошу вас не сердиться на то, что я вам сейчас скажу. У всех есть желания, но на свете слишком много людей, поэтому наши желания не всегда совпадают. Я только что обручилась с генералом Пэйли.
Вернед, с трудом сдерживая себя, поклонился и двинулся к выходу.
– Я должна проститься с вами, – она сделала несколько шагов, повернулась, и омраченное тенью лицо вспыхнуло от волнения. – Надеюсь, вы продолжите писать и сделаете мир добрее – ему этого так не хватает.
Вернед снова поклонился и, не говоря ни слова, вышел. Через некоторое время он, не видя ничего перед собой, чуть не врезался в Бентли. Философ понял все с первого взгляда и проводил друга в оранжерею, усадил его и раздобыл кофе. Он не беспокоил несчастного расспросами, так как слишком хорошо знал, в какую тьму разочарования тот был погружен. Наконец Вернед не выдержал:
– Утешит ли меня что земное? – произнес он с горечью.
– Позволь, а как же я? – возразил Бентли. – Кажется, я знаю. Помнишь, мы говорили, и ты с этим соглашался: человек восходит к высшему по собственным ветхим “я”, надо только двигаться вперед, как ты, – не роняя своей чести. И все устроится, чему быть, того не миновать, и кто-кто, а твои друзья понимают, чего ты стоишь. Поверь, это самое главное.
Не меньше часа адвокат успокаивал отвергнутого влюбленного, стараясь утишить бушевавшее в его душе отчаяние, – не первый час, проведенный этим циником за подобным занятием. Друзья едва ли могли предположить, что пока они беседовали, та, что нанесла удар, сидела перед пылающим камином, горько плача и громко смеясь над всем миром. Она продала себя, подчинившись приказу матери, и мир стал торжищем… а то и кое-чем похуже. Когда она вышла к гостям, высокий, с тонкими чертами молодой
– Не пройти ли нам в гостиную? – очень спокойно сказала она.
– Если вам угодно, – учтиво ответил он, – но вряд ли это имеет смысл. Уже так поздно.
– Ах да, – сказала она, резко усмехнувшись, – слишком поздно. Уже ничто не имеет особого смысла.
Глава 3
Лейтенант Бертрам
29
Перевод С. Анджапаридзе.
Спустя три месяца после описанных в предыдущей главе событий лейтенант Бертрам возвращался с вечера в доме одной из восходящих звезд британского делового мира, члена парламента мистера Г. А. Самса. Словно повинуясь какому-то мрачному влечению, он решил навестить генерала – под тем предлогом, что нужно вернуть книгу, которую он брал у этой недавней жертвы матримониальных уз. По городу ходили слухи, будто в молодой семье не все благополучно. Поговаривали, что сбитый с толку муж горячится и запугивает жену, а она, жестокая, да что там – бесчеловечная, неподобающим леди образом над ним глумится. От ее надменной меланхолии не осталось и следа, с каждым днем она держалась в свете все веселее и безрассуднее. В ее поступках, как в поведении безумца, было все меньше связности и смысла.
Но Бертрам не догадывался об этом, как и о громогласной ссоре, сотрясавшей дом в это самое утро, и спокойно постучал в дверь, за которой провел столько восхитительных вечеров. Когда ему отворил суровый слуга, Бертрам, в первую очередь, поразился, как темно внутри. Прекрасно зная этот дом и привыкнув видеть его ярко освещенным и расцвеченным бальными нарядами, он разглядывал тусклую свечу, опущенные жалюзи и сумрачные комнаты, не в силах понять, что все это значит. Слуга уже собирался поспешно пробормотать “нет дома”, когда Бертрам заметил пересекавшего холл генерала: лицо его было иссиня-серым и пустым, как у мертвеца. При виде лейтенанта генерал остановился, потому что даже в эту ужасную минуту воспитание не позволяло ему пройти мимо, и судорожно протянул трясущуюся руку. Бертрам пожал ее и растерянно спросил, что случилось.
– Входите, – прохрипел Пэйли, – входите.
Он провел его в гостиную, непривычно заброшенную и пустую.
– Лейтенант Бертрам, – сказал он обреченно, – я нигде не могу найти свою жену. Она сбежала.
Бертрам наткнулся на каминную решетку, и грохот разнесся по притихшей комнате.
– Сбежала, – продолжал генерал, и голос едва слушался его, – в кэбе, через весь Лондон, и она…
– Мы должны ее догнать, – вырвалось у Бертрама, который, в отличие от своего командира, был человеком действия. – В чем бы ни было дело, она не должна разъезжать по городу без сопровождения, – сказав это, он взялся за шляпу.