Безликий
Шрифт:
Винтер полезла в сумочку и достала сложенные конверты. Она протянула их отцу, чтобы он смог рассмотреть.
— Это.
— Письма?
— Любовные письма.
— Я не понимаю. — Он разглядывал конверты с едва скрываемым отвращением. — Ты хочешь, чтобы я прочитала твои старые любовные письма?
— Они не мои.
— Ох.
Винтер наклонилась вперед, уронив письма на стол.
— Ты знал, что у мамы был роман с Дрейком Шелтоном?
— Что? — Эдгар дернулся в шоке.
— Я сказала, что у мамы был роман
Его лицо потеряло цвет.
— Я слышал, что ты сказала.
— Ты знал?
Эдгар сжал челюсти, намеренно отказываясь взглянуть на конверты.
— Я не собираюсь обсуждать это с тобой.
Значит, он и в самом деле знал. Она могла прочесть правду, написанную на его лице.
— Еще как собираешься.
— Винтер.
В его голосе прозвучали нотки, которые обычно заставляли ее отступить. Винтер ненавидела споры. Не то чтобы она была покорной, но предпочитала избегать конфликтов, когда это возможно. На этот раз она выпрямилась и решительно продолжила.
— На протяжении многих лет ты отказывался говорить о маме. Думаю, я заслуживаю ответа.
Уголок его рта нервно дернулся.
— Мы ее похоронили. Разве нельзя дать ей покоиться с миром?
Фотография, запечатлевшая последние минуты жизни ее мамы, пронеслась в голове Винтер. Чувствовала ли она, что грабитель вот-вот нажмет на курок? Узнала ли того, кто стоял перед ней? Молила ли о пощаде?
Вопросы мучили ее с болезненной настойчивостью.
— Она покоится с миром? — прошептала Винтер. — Я так не думаю.
Эдгар тяжело вздохнул.
— Я знаю, что это тяжело, Винтер. Потерять мать в таком юном возрасте…
— Вот именно. Мои воспоминания поблекли, и я едва могу представить ее лицо. Мне нужно знать, кем она была.
— Отлично. Поужинаем на следующей неделе. — Эдгар потянулся за ручкой. Он все более явно намекал на то, что хочет, чтобы она ушла. — Тогда и поговорим.
Винтер покачала головой. Она знала своего отца. Он предлагал поужинать, по крайней мере, несколько раз в месяц. Ужины, которые забывались, отменялись или переносились на более поздний срок.
Она расправила плечи.
— Ты знал об этом романе?
Он сжал ручку так крепко, что она сломалась пополам.
— Винтер. Прекрати это.
— Знал?
Пробормотав проклятие, Эдгар уронил ручку и потянулся за носовым платком. Он тщательно вытер капли чернил с кончиков пальцев.
— Да. — Слово прозвучало так, словно само вырвалось из его сжатых губ. — Я знал. Мы переживали трудные времена. Я много работал, и быть женой профессора оказалось не так гламурно и не так захватывающе, как думала Лорел.
Винтер откинулась в кресле, чувствуя себя странно подавленной. Неужели она питала тайную надежду, что все это ошибка? Что ее мать не использовала домик как какую-то пошлую любовную хижину?
Она сглотнула комок, который
— Хочешь сказать, что ей было скучно?
— Она разочаровалась, — поправил Эдгар.
— В чем?
— Во мне. В своем искусстве. В этом городе.
Винтер вцепилась в ручки кресла, пока далекое воспоминание дразнило край ее сознания. Крик ее мамы перед тем, как она выскочила из дома.
— И я ее раздражала? — спросила она мягким голосом.
— Да. — Эдгар выбросил платок в мусорное ведро рядом со своим столом. Редкий случай проявления гнева. — Я думаю, она надеялась, что роман поможет ей почувствовать себя так же, как в подростковом возрасте. Это не редкость. Браки никогда не бывают гладкими. Всегда есть неспокойные моменты.
— Роман — это больше, чем неспокойный момент.
— Возможно. — Он отвел взгляд, его челюсть сжалась, как будто отец боролся с эмоциями, которыми не хотел делиться. — Но мы работали над нашими отношениями. Она поклялась, что покончила с романом в те выходные, когда…
— Была убита? — закончила Винтер за него.
— Умерла, — отчеканил он. Эдгар всегда отказывался произносить слово «убита». Или даже «застрелена».
Винтер предположила, что он хотел оградить ее от насилия, которое оборвало жизнь ее матери. Или потому, что ему просто невыносимо использовать эти слова.
— И ты ей поверил? — потребовала она.
— Да. — Эдгар вскочил на ноги, его лицо напряглось. — И это все, Винтер. У меня встреча через десять минут.
Винтер медленно поднялась на ноги, рассеянно взяла письма со стола и засунула их обратно в сумочку. В стройном теле отца чувствовалось напряжение, которого она никогда раньше не замечала. Он и правда расстроился. Но почему?
Потому что она воскресила в памяти болезненные воспоминания о неверности его жены? Или потому, что ему было стыдно за то, что Винтер узнала правду? А может быть, его расстроило осознание того, что у него отняли жену как раз тогда, когда они восстанавливали свой брак?
Каким бы ни оказался ответ, она не собиралась добиваться от отца дополнительной информации. Не сегодня.
Выйдя из кабинета, она преодолела половину пути через приемную, когда почувствовала, как на ее руке сомкнулись чьи-то пальцы.
— Винтер. — Холодный голос Линды Бейкер ворвался в сумбурные мысли Винтер. — Можно тебя на пару слов?
Вынужденная остановиться, она оглянулась через плечо.
— Что?
— Я слышала твой разговор с отцом.
Винтер посмотрела в сторону смежной двери. Она так увлеклась, что не заметила, что секретарь намеренно оставила ее открытой.
— Вы подслушивали. — Она посмотрела на секретаршу. — Это был личный разговор между мной и моим отцом.
Линда не потрудилась извиниться. Они обе знали, что она не сожалеет. Вместо этого она улыбнулась, стараясь изобразить сочувствие.