Безликий

Айви Александра

Ноа налил кипящую жидкость в две кружки. Затем, шагнув центру кухни, он поставил их на остров.

— Делаю нам горячий шоколад.

Она подошла к острову и взяла ближайшую кружку.

— Я спала с девяти часов. Зачем тебе делать мне горячий шоколад?

— Ты говорила, что всегда просыпаешься в 23–11, — напомнил он ей. Столько лет прошло, но Ноа помнил ее жалобу на то, что она никогда не может проспать всю ночь. На самом деле, он помнил многое о Винтер Мур. Он должен был сразу понять, что она не просто еще один друг. — Я подумал,

что немного теплого и сладкого напитка поможет тебе расслабиться.

Она улыбнулась, изучая его с выражением, которое он не мог прочесть.

— Ты…

— Сексуальный? — предложил Ноа.

Она потягивала свой горячий шоколад.

— Это, само собой разумеется.

— Нет, не надо говорить, что это, само собой разумеется.

Винтер опустила взгляд на его обнаженную грудь и вниз, на твердый пресс.

— Прекрасно. Ты безумно, нелепо сексуален.

Он схватил свою кружку.

— Уже лучше.

— А еще ты самый заботливый мужчина, которого я когда-либо знала. — Она сделала глоток. — Почему ты не женат?

На этот вопрос он и сам не мог никогда ответить. Ноа винил свою карьеру и сумасшедшие часы, которые работал. Винил свое прошлое и то, что ему трудно поверить, что счастье не будет отнято у него. Он находил причины во всем, кроме ослепительно очевидного объяснения.

Он уже давно выбрал себе жену.

Прислонившись бедром к острову, Ноа изучал Винтер через ободок своей кружки.

— Ты мне скажи. Кажется, я невероятная добыча, но меня постоянно возвращают в пруд.

Она фыркнула на его шутливые слова.

— Ты меня не обманешь, Ноа Хеллер. Просто ты слишком разборчив.

— Верно. Лишь самое лучшее подойдет мне. — Он выдержал ее взгляд. — Я не собираюсь соглашаться на меньшее, чем настоящая любовь.

Они смотрели друг на друга, и между ними вспыхнуло восхитительное осознание. Сердце Ноа гулко стучало в груди, перехватывая дыхание. Он видел, как желание затуманивает ее глаза. Голод, который эхом отозвался внутри него. Затем, дрожа, Винтер повернула голову и оглядела кухню.

— Мне нравится твой коттедж, — пробормотала она тихо. — Ты превратил его в настоящий дом.

Ноа отогнал от себя чувство разочарования. У них в запасе еще столько времени. Вместо этого он улыбнулся с нескрываемой гордостью. Большую часть коттеджа он создал своими собственными руками.

— Да, кажется у меня получилось.

— Мне наверно стоит задуматься о продаже маминого домика. — Винтер сморщила нос. — Он должен принадлежать кому-то, кто сможет обеспечить ему надлежащую заботу.

— Ты могла бы отремонтировать его и сдавать в аренду, — предложил Ноа, достаточно мудрый, чтобы не говорить о своих опасениях, что Винтер находится не в лучшем эмоциональном состоянии для принятия важных решений. — Тогда у тебя появится хороший дополнительный доход.

Она кивнула.

— Есть над чем подумать.

Они оба потягивали свой горячий шоколад, и в комнате воцарилось комфортное молчание. Так происходило

всегда. Они легко общались друг с другом, чего Ноа никогда не испытывал ни с кем другим.

Наконец он отставил свою пустую кружку.

— Тебя разбудил кошмар?

Винтер покачала головой.

— Нет. Наверное, какой-то внутренний сигнал тревоги, срабатывающий каждую ночь в одно и то же время. Эрика называла это странным термином. — Она поморщилась. — Я же считаю это просто занозой в заднице.

— У травмы есть свойство оставаться надолго после того, как она произошла.

Винтер отодвинула свою кружку, ее взгляд остановился на Ноа.

— А что насчет тебя?

— Я не находился с родителями, когда они разбились, поэтому у меня нет таких ужасающих воспоминаний, но мне досталась своя доля кошмаров.

— Как ты от них избавился?

— Никак, — признался Ноа. Бывали ночи, когда он просыпался, уверенный, что слышит крики боли своих родителей. — Не совсем. Но я больше не просыпаюсь в холодном поту.

— В чем твой секрет?

Ноа выдержал паузу, а затем поделился секретом, который держал при себе многие годы.

— Я пошел в тюрьму, чтобы поговорить с Мэнни Адкинсом, парнем, который врезался в моих родителей.

Ее глаза расширились от шока.

— Когда?

— Сразу после моего восемнадцатого дня рождения.

— И как все прошло?

Ноа сложил руки на груди. Он ничего не помнил о долгой дороге во Флориду. И только смутное впечатление о большой, угнетающей каменной тюрьме, окруженной множеством заборов и вооруженной охраной.

Однако он отчетливо помнил человека, который врезался в машину его родителей. Адкинс выглядел высоким и исхудавшим под тюремной робой, с ужасно белой кожей и волосами цвета грязи. Черты его лица казались слишком крупными, чтобы поместиться на узком лице, что придавало ему вид крысы.

А может, это просто его воображение, признавал Ноа.

— Мы встретились в одной из этих тесных тюремных кабинок, где приходится говорить через плексигласовый лист, — начал он. — Я ожидал…

— Ноа? — позвала Винтер, когда его слова затихли.

Он резко покачал головой.

— Я не знаю, чего ждал. Сожаления о разрушениях, которые он причинил. Не только моей семье, но и его собственной. Или, может, агрессивного отказа признать, что он сделал что-то не так.

— Ты нашел не это?

— Он оказался просто… жалким. — Ноа резко вздохнул. — Мне исполнилось только восемнадцать, но я больше напоминал взрослого человека, чем он в сорок лет. Он ныл о своем приговоре, умолял меня написать в комиссию по условно-досрочному освобождению, чтобы ему сократили срок, а когда я отказался, попросил денег. — Ноа издал звук отвращения. В то время он смотрел на Адкинса в недоумении. Что за мерзавец может просить денег у сына убитой им пары? Он заставил себя продолжить. — Он утверждал, что авария разрушила его жизнь, а в смерти родителей виноваты они сами.