Безмолвная честь
Шрифт:
— Ты вернешься в Японию? — вдруг полюбопытствовала Энн. Ее отношение изменилось слишком поздно, но она решила попрощаться и посочувствовать Хироко. Энн хотелось, чтобы девушка знала — она не была в числе тех, кто устроил разгром в ее комнате.
— Отец хочет, чтобы я осталась здесь, но я все равно не смогу вернуться. Корабли уже не ходят. — Хироко словно попала в ловушку к тем, кто яростно ненавидел ее или открыто презирал, как Энн Спенсер. Хироко не приняла сочувствия от Энн, не поверила ей, однако Честность и открытость подкупили Хироко.
— Удачи тебе, — печально
Некоторые из преподавателей попрощались с Хироко, но никто из девушек ничего не сказал ей. Несмотря на все вежливые слова, Хироко точно знала: она подвела своих родных.
Опозорила их.
Она молча скользнула на заднее сиденье автомобиля, низко опустила голову, но, не зная почему, вдруг оглянулась и заметила лицо Энн Спенсер в окне второго этажа.
Глава 9
Последующие несколько недель Хироко носилась по дому Танака словно вихрь. У Рэйко было много дел в больнице, и Хироко взяла на себя домашнюю работу. Она готовила, убирала, присматривала за Тами. Она даже помогла девочке сделать новый комплект занавесей и покрывал для кукольного домика. Приходя с работы, Рэйко обнаруживала в доме безукоризненный порядок.
— Мне как-то неловко, — говорила она Таку. — Я уже три недели не убирала в доме. Живу, словно принцесса.
— По-моему, она пытается заслужить прощение за то, что пришлось покинуть колледж. Не знаю, понимает ли она, что это не ее вина, — грустно сказал Так. — В ее представлении это несмываемый позор. Она приехала сюда учиться, выполнить волю отца, а оказалось, что она не в состоянии сделать это. Для нее не важны причины. Она заслужила наказание. — Хироко никогда не упоминала о случившемся с тех пор, как покинула колледж, и Так предупредил детей, что не стоит досаждать ей расспросами.
Хироко пребывала в отчаянии и пыталась всеми силами справиться с ним.
Танака поговаривали о том, чтобы перевести Хироко в Стэнфорд, но Так всерьез сомневался, согласятся ли там принять японку в такое время. К Таку отношение почти не изменилось, но Хироко не хотела рисковать его положением.
Вместо того она постаралась стать полезной семье и первым делом решила как можно больше походить на американцев.
Она уже два месяца не надевала кимоно, не кланялась и не употребляла словечка «сан», в каждую свободную минуту читала или слушала радио, всерьез решив заняться английским.
Питер проводил с ней много времени, стараясь, чтобы Хироко забыла о случившемся в колледже, и замечал в ней перемены. Хироко казалась исполненной стыда, вместе с тем была охвачена решимостью не сдаваться.
Новости становились все хуже и хуже. За два дня до того, как Хироко покинула колледж, японские войска вторглись в Восточную Индию, и государственный комитет занятости проголосовал
Но никто не был готов к тому, что Западное побережье объявят «зоной ограничений» и введут комендантский час для «вражеских подданных». Еще сильнее Такео потряс приказ о том, что японцам позволяется перемещаться только от дома до места работы и обратно и оставаться в радиусе пяти миль от жилья. Дальнейшие перемещения требовали особых разрешений.
— Живем словно в гетто, — мрачно заявил он Питеру, услышав об этом.
Когда он рассказал об этом семье, Салли пришла в ужас — для нее введение комендантского часа значило, что она уже не сможет ходить на вечерние сеансы в кино.
— Дело не только в этом, — сказал Так жене вечером, когда они остались одни в спальне. Никто из них не был готов к тому, что ректор университета принесет Таку глубокие извинения и скажет, что главой кафедры назначен Питер, а Такео придется стать его ассистентом. Это значило не только понижение жалованья, но и потерю престижа — Такео не обвинял Питера, но от этого не становилось легче.
Мало-помалу их лишали всех привилегий и прав. Спустя неделю Рэйко сообщили, что в ее услугах в больнице больше не нуждаются. Слишком много пациентов протестовало против «вражеской подданной», какой бы умелой сестрой она ни была и как бы вежливо ни обходилась с пациентами.
— Полагаю, нам еще повезло: нас не заставляют носить пришитые к одежде звезды, как евреев в Германии, — горько сказал Так Питеру однажды за ленчем в своем бывшем кабинете, где все еще чувствовалось его присутствие. Положение становилось невыносимым. — Хотя в нашем случае это не обязательно — нас можно отличить с первого взгляда, по крайней мере как считают они. Для них все мы одинаковы — иссей, нисей, сансей. И вправду, какая разница? — Сам Такео родился в Японии, значит, мог называться «иссей». Но его дети, родившиеся в Штатах, назывались «нисей», а их дети, внуки Така, были бы «сансей». Единственным «вражеским подданным» среди них, если уж подходить к этому термину со всей строгостью, была Хироко — потому что оказалась в Америке как в ловушке.
Вскоре появился новый термин, вызывающий еще большую путаницу. Японцев стали делить на «иностранцев» и «неиностранцев». Неиностранцами, в сущности, были американские граждане, потомки японцев, родившиеся в США, то есть нисей. Но обе группы неразрывно связывало одно: и те и другие были японцами. Термин «неиностранцы» звучал лишь немногим менее враждебно. Рэйко уже не считалась гражданкой страны, она была неиностранкой, человеком, которому нельзя доверять.
— Я чувствую себя врачом, заразившимся любопытной болезнью, — задумчиво признался Питеру Такео. — У меня постоянно возникает желание поместить зараженные клетки под микроскоп и изучить их, забыв, что я умираю. — Так не питал иллюзий насчет скорых улучшений. Вопрос состоял лишь в том, насколько плохим будет их положение. Ни один из ответов пока не внушал надежд.