Безмолвный крик
Шрифт:
Гигантская. Огромная, чудовищная, гротескная, массивная, разбухшая, всемогущая - все эти слова не подходят для ее описания. Там, на невысоком холмике над нами, громоздилось крылатое исчадие с черепаховой шеей, изгибающейся в сумерках пещеры. Шея поддерживала голову размером с многоэтажный дом; клюв, медленно раскрывающийся, как челюсти самого чудовищного крокодила, которого можно представить себе в здравом рассудке; складки морщинистой кожи вокруг двух злобных глаз, холодных, как взгляд в ледниковую пропасть, влажно поворачивающихся в глазных впадинах; она вскинулась еще раз, приподняв тяжелые крылья, устраиваясь. Потом затихла и заснула. Перья, лапы, когти,
А. ЭМ появился перед нами в виде пылающего куста и сказал, что мы должны убить птицу, создающую ураганы, если мы хотим есть. Мы не ели уже много дней подряд, но что с этого? Горристер пожал плечами. Бенни начал дрожать и хныкать. Эллен прижала его к себе.
– Тед, я голодна, - сказала она. Я улыбнулся ей, я старался поддержать ее, но это было так же неестественно, как бравада Нимдока.
– Дай нам оружие!
– потребовал он.
Горящий куст исчез, и на его месте, на холодных плитках пола, остались два необработанных набора для лука со стрелами и водяной пистолет. Я подобрал один набор. Бесполезно.
Нимдок тяжело вздохнул. Мы повернулись и начали долгий путь назад. Птица-ураган отшвырнула нас, но мы даже не могли представить себе, на сколько времени или сколько километров. Большую часть пути мы были без чувств. И мы до сих пор не поели. Месяц мы шли к самой птице. Без еды. И сколько теперь понадобится времени, чтобы дойти до ледяных пещер и обещанных консервов?
Никто из нас не задумывался об этом. Мы не могли умереть. Нам дадут поесть какой-нибудь дряни или отбросов. А может быть, и вовсе ничего не дадут. А. ЭМ найдет способ поддерживать наши жизни, в боли, в страданиях, в агонии.
Птица спала где-то там, сзади; сколько она будет там находиться, для нас это не имело значения. Когда она надоест А. ЭМ, он найдет способ от нее избавиться. Но мясо, горы нежного мяса!
Мы шли, и над нами звучал смех толстой помешанной женщины; он был наверху и вокруг нас, и эхо разносилось по компьютерным чертогам, ведущим в никуда.
Это не был смех Эллен. Она не была толстой, и я не слышал, чтобы она смеялась хоть раз за 109 лет. Я в самом деле не слышал... мы шли... Я был очень голоден.
* * *
Мы двигались медленно. Часто кто-то падал в обморок, и нам приходилось ждать. Как-то машина придумала нам землетрясение, а нас припаяла к месту гвоздями через ступни ног. Эллен и Нимдок исчезли в пропасти, возникшей прямо на плитках пола и исторгнувшей пламя, поглотившее их. Они провалились туда, и их не стало. Когда закончилось землетрясение, мы продолжили наш путь, Бенни, Горристер и я. Эллен и Нимдок были возвращены нам поздно вечером, который вдруг стал днем, когда ангелы небесные спустили их под звуки чудных песнопений, имитируя сцену явления Христа народу. Ангелы пронеслись над нами несколько раз и потом сбросили спрятанные прежде измятые тела. Мы пошли дальше, но Эллен с Нимдоком стали отставать. Их можно было только нести.
И теперь Эллен стала прихрамывать. А. ЭМ сделал ее хромоногой.
Длинна была эта прогулка в ледяные пещеры, к консервированным продуктам. Эллен все трещала про черешневые компоты и гавайский фруктовый коктейль. Я старался не думать об этом. Голод оживал для нас, как ожил в свое время А. ЭМ. Он постоянно жил в моем желудке, так же, как мы были в чреве земли, и А. ЭМ хотел, чтобы мы осознали схожесть ситуации. А поэтому он усилил для нас чувство голода. Нет средств, чтобы описать страдания, которые мы испытывали, голодая месяцами. И все же жизнь в нас поддерживалась. Наши желудки, наполненные
И мы прошли через пещеру с крысами.
И мы прошли по тропинке в пещере гейзеров.
И мы прошли через страну тьмы.
И мы прошли через уныние и отчаяние.
И мы прошли через юдоль слез.
И мы все же пришли в ледяные пещеры. Безбрежные, тысячемильные пространства, вспыхивающие голубыми и серебристыми сполохами; хаотичное, застывшее нагромождение. Свисающие сталактиты, переливающиеся всеми цветами радуги, которые были когда-то мягкими, как желе, а потом застыли в грандиозном величии вечного покоя и совершенства.
Мы увидели залежи консервов, и мы попытались бежать к ним. Мы падали в снег, вставали и бежали дальше, и Бенни растолкал нас всех, хватал их, грыз, глодал и не мог открыть их. А. ЭМ не дал нам инструмента, чтобы открыть консервы.
Бенни схватил большую банку с плодами гуавы и стал бить ее о ледяной бугор. Лед крошился и разлетался, а банка только немного деформировалась, и тут мы снова услышали смех жирной бабы где-то высоко вверху, осыпающийся эхом вниз, все ниже и ниже над ледяной тундрой. Бенни совершенно осатанел от ярости. Он стал швыряться банками, а мы все рылись во льду и снегу, пытаясь найти ключ к бесконечной агонии разочарования. Выхода не было.
Потом Бенни обмяк, захныкал и повис на Горристере.
В этот момент я вдруг ощутил абсолютное спокойствие.
Окруженный безумием, окруженный голодом, окруженный всем, чем угодно, но не смертью, я знал, что только смерть может стать выходом для нас.
У нас была возможность нанести машине поражение. Не разбить наголову, но хотя бы достичь мира. Я бы и на это согласился.
Надо было действовать быстро.
Бенни глодал лицо Горристера. Горристер упал набок, расшвыривая снег, а Бенни припал к нему, сдавив сильными обезьяньими ногами его поясницу, а руки клещами сошлись вокруг головы Горристера, и рот вгрызался в мягкую плоть щеки. Горристер заорал нечеловеческим голосом, с такой силой, что стали падать сталактиты; они мягко, вертикально втыкались в пушистую снежную массу. Длинные пики, сотни их всюду торчали из снега. Голова Бенни резко откинулась назад, все как будто застыло на миг, кровоточащие остатки мяса Горристера, сыро-белые, свисали с зубов Бенни.
Лицо Эллен, черное на фоне белого снега, как костяшки домино в чашке с мукой. Нимдок с бессмысленным выражением глаз, одни глаза. Горристер полубесчувственный. Бенни был сейчас животным. Я знал, что А. ЭМ даст ему порезвиться. Горристер не умрет, а Бенни набьет свое брюхо. Я повернулся немного вправо и вытащил из снега здоровенную ледяную пику.
Все в одно мгновение:
Я выставил перед собой ледяное острие, как таран, и прижал его к своему правому бедру. Оно ударило Бенни справа, как раз туда, где кончается грудная клетка, прошло выше, через желудок, и сломалось в нем. Он дернулся вперед и затих. Горристер лежал на спине. Я схватил еще один сталактит и прикончил его, пробив ледяным острием горло. Его глаза закрылись, и холод вошел в него. Эллен, должно быть, поняла, что я задумал, хотя и была скована ужасом. Потом она схватила короткую сосульку и бросилась к Нимдоку, тот закричал, и она вонзила ее ему в рот, а сила ее рывка сделала свое дело. Голова Нимдока сильно дернулась, как будто ее пригвоздили к снежному склону за его спиной.