Безмолвный
Шрифт:
Мне не хватает этого чувства.
Календарь, который он читает, – если я не ошибся, и это именно календарь, - сильно потрепан, даже обложка загнулась по краям. Его не раз небрежно запихивали в карманы и сумки. Человек в очках, ногти чистые. Не знаю. Не могу вычислить его историю. Я – не ты. И никто не может быть тобой. Ты был и останешься единственным в мире.
Вагон забит, все сиденья заняты. Справа от меня в проходе группа мужчин. Вязаные шапки, грязные джинсы. Сапоги. Фермеры? Нет. Только не в центре Лондона в среду днем. Хотя, кто знает. Не могу точно сказать. У одного из них ключи
Женщину за ними видно не очень хорошо. Чистые вьющиеся волосы. Кремовые туфли на высоких каблуках. Она читает книгу в бумажном переплете. Обложка синяя. Название различить не могу. Офисный работник, наверное. Насколько я могу судить, одета она элегантно. Цвета спокойные. Кремовый и темно-синий. Едет на работу? Странное время для начала рабочего дня. Может, у нее назначен прием. У стоматолога или у гинеколога. Может, у нее любовник в восточной части города. Ты бы знал, Шерлок. Ты бы уже знал про нее все. У нее светло-шоколадная кожа. Приятный оттенок. Глаза у нее…
Черт возьми.
Салли Донован.
Я помню то самое выражение лица: я же тебе говорила. Помню ее слова: «Так будет лучше». Они клеймом выжжены в моем мозгу. Нет, не лучше, Салли. Нихрена не лучше.
Все началось из-за нее. Это все ее вина.
Я могу протолкаться к ней. Могу врезать ей по лицу кулаком, впечатать ее затылком в стену вагона. Могу сомкнуть руки на ее горле и душить, пока она не потеряет сознание. Могу придавить ее к полу коленом с такой силой, что сломаются ребра. Я могу сойти с поезда следом за ней, выйти на улицу, толкнуть ее под машину. За то, что она с тобой сделала. За то, что заставила прыгнуть.
Нет. Господи. Нет.
Никто меня не заставлял, Джон.
Тут слишком душно. Не могу дышать.
Я делаю только то, чего хочу сам. То, что твой крохотный мозг не в силах осмыслить причины моих поступков, не значит, что у меня их нет.
Один точный выстрел в голову, и с ней будет покончено. Она упадет на пол, зальет его кровью. Это справедливо. Кровь за кровь. Это - расплата. Это ее вина. Она убила тебя.
Думаешь, меня могла убить Салли Донован? Ты ее слишком переоцениваешь.
Не могу забыть. Салли повернулась ко мне. На лице – самодовольное выражение. То, как она смотрела на меня, когда тебя волокли вниз, к полицейской машине. Как будто она всегда знала правду. «Я тебе говорила». Как будто она в тебе не ошиблась.
Она ошиблась.
Она не ошиблась. Я же говорил тебе. Я - подделка. Я нанял Мориарти, я все это подстроил. Чтобы произвести на тебя впечатление. Это просто ловкий трюк.
Хватит тебе, Шерлок. Замолчи! Я не собираюсь верить во всю эту ложь. Не собираюсь. Не могу. Я знаю тебя. Ты не подделка. Не понимаю, почему ты хочешь, чтобы я так считал. Не знаю, почему ты шагнул с той крыши. Не знаю, почему.
Все просто, Джон. Потому, что я – шарлатан, притворяющийся гением. Я так же скучен, как и все остальные, просто у меня лучше получается дурачить публику. Точнее получалось. У меня лучше получалось дурачить публику.
Нет! Нет, это ложь. Ложь. Не лги мне, Шерлок. Не смей.
Ты сидишь
– Почему, Шерлок? Почему ты так поступил? Почему лжешь мне? Это бессмысленно.
– М-мм, - ты меня игнорируешь. Уткнулся в газету. Получить ответ от тебя, хоть какой-то, – милость.
Ты почти никогда не уделяешь мне внимание на сто процентов, тебе это и не нужно. Ты можешь читать газету, распутывать дело, писать трактат о том, что кровь оставляет на ковре двенадцать сотен различных видов пятен и не упустить ни звука из разговора со мной. Тебе не требуется уделять мне все свое внимание, так? Твой великолепный мозг и так уже знает, о чем я думаю. А объяснять ты не желаешь. Я не заслуживаю объяснений. Я ведь всего лишь приложение к тебе. Твой домашний питомец. Тот, кто заваривает чай и разбирается со счетами. Но не тот, кому тебе необходимо довериться. Не тот, кому ты сочтешь нужным давать пояснения. Не друг. Не настоящий друг.
– Разумеется, нет. Я же тебе говорил.
Вот оно, да? Четко и ясно. У тебя нет никаких друзей. Ты говорил это всерьез. Ведь ты никогда не удосуживался объяснить мне хоть что-то. Не говорил, что задумал. Ты лгал мне. Ты мне лгал, и ты заставил меня смотреть.
– Опять расчувствовался. Давай, спроси у Салли. Она же тут. Она объяснит. Она знает, почему я так поступил.
Нет. Руки сжимаются в кулаки. Мужчина переворачивает страницу календаря, поправляет очки. Не могу смотреть на нее. Она выводит меня из себя. Она никогда не сможет увидеть тебя таким, какой ты на самом деле. Она думает, что ты – бессердечный псих. Она не понимает. Она не может быть права. Не может.
– Ты сомневаешься, Джон. Верно?
– Нет.
– Разумеется, сомневаешься. Я дал тебе достаточно поводов. Просто задумайся, что, если она права? Что, если я – прохвост? Я мог тебя провести. Ты знаешь, что мог бы, если бы захотел.
– Ты не прохвост. Я в это не верю. Мне лучше знать.
– Разве? – над твоим чаем все еще поднимается пар. Чашка с чаем, который никогда не остынет.
– Как я должен подвести черту, если я даже не в состоянии понять, почему ты это сделал?
– Я дал ответ, - ты не отрываешься от газеты. – Я - подделка.
Ложь. Ты только и делаешь, что лжешь мне.
Будь я так же умен, как ты или Ирен, ты бы сказал мне правду. Ты бы знал, что я вижу тебя насквозь, и тебе пришлось бы быть честным со мной. Если бы ты верил, что мне хватит ума понять, ты бы не говорил мне того, что я от тебя слышу, верно? Ты бы сказал мне что-то близкое к правде, не стал бы кормить байками о вине и раскаянии, в которые способна поверить лишь Салли. Она всегда думала о тебе самое худшее. Но как ты мог допустить мысль, что поверю я? Это не правда. Не может быть правдой.