Безмужняя

Граде Хаим

— Ты хорошо сделал, что не ушел сегодня в синагогу и не оставил меня одну, — прижимается она к нему. — У меня тоже душа болит за агуну. Она бегала за доктором для нашего ребенка, одолжила нам денег, ходила на базар за покупками, а я ее выгнала. Сердце подсказывало мне, что ничего хорошего из этого не выйдет. Не знаю, что заставило ее ударить перекупщика бутылкой по голове, а потом повеситься. Но я не могу простить себе, что поверила ему, перекупщику, будто она послала

его к нам, чтобы ты развел ее с мужем. Ты говоришь, что из-за нас она, такая молодая, погибла. Бог свидетель, я не хотела избавления такой ценой! — снова заходится плачем раввинша.

Муж поправляет ей подушку и горестно молчит. Она еще ближе придвигается к нему и прикрывает его краем платка, как делает, когда возле нее ложится Иоселе.

— Довид, раввин из двора Шлоймы Киссина отказался от должности из-за тебя?

— Из-за меня.

— Довид, я глупая женщина, но прошу тебя, помирись с ним. Город теперь на твоей стороне, и ты можешь заключить мир с реб Лейви. Мне очень жаль его. Что он станет делать на старости лет без должности?

— Он со мной не помирится именно потому, что город за меня. Он сам предложил бы мир, если бы я объявил, что агуне нельзя было выходить замуж. Но я ни за что в жизни не скажу, что она была мужней женой и не имела права выйти за второго мужа. В моих глазах она праведница.

— Да, она была хорошей женщиной, — вздыхает раввинша и снова замолкает.

Немного позже реб Довид стоял в углу, читая вечернюю молитву. Он произносил Шмоне эсре, губы шептали благословения, но из сердца рвалась плачем собственная мольба: «Владыка мира, попроси за меня прощения у агуны! Будь свидетелем, что я хотел облегчить ей жизнь, я хотел, чтобы дщерь иудейская не полагала, будто Учение Твое — безжалостное Учение. Попроси у нее прощения за меня, за мою жену, за то, что мы хоть и недолго, но верили всему дурному, что говорили о ней. А если она не захочет простить нас, напомни ей, что на том же кладбище, где она лежит, есть и свежая могилка нашего ребенка…»

Раввинша слушала, как плачет ее муж, и от этого плача ей становилось легче на душе, как в Йом Кипур, накануне чтения Кол нидрей [123] , когда муж и жена мирятся друг с другом и все друг другу прощают перед тем, как отправиться в синагогу вымаливать у Всевышнего счастья в новом году. Пламя в лампочке погасло, но в комнате стало светлее прежнего. За окном неслись по небу стаи облаков, и среди них мелькала большая серебристая луна. Облака проплывали мимо с загадочной поспешностью; но луна стояла над окном и сквозь стекло глядела на застывшего

в своем углу полоцкого даяна. Раввинше показалось, что она видит на луне лицо агуны. «Ей уже хорошо, ее страдания позади, она избавлена и освобождена от всех тревог», — вздохнула раввинша. Луна, сияя отсветом дальних миров, благожелательно улыбалась всем уголкам дома полоцкого даяна.

123

Кол нидрей (буквально: «Все обеты») — провозглашение отказа от обетов, зароков и клятв, относящихся только к давшему их. Произносится раз в году в начале вечерней молитвы в Йом Кипур.

Издано при поддержке Благотворительного фонда семьи Розенблатт в рамках Издательской программы семьи Ремпель.

This Publication is supported by

The Rosenblatt Family Trust

The Wandering Stars Book Series was inaugurated and is named in honor of

The Rempel Family

The Rosenblatt Charitable Trust

is pleased to dedicate this new and wonderful translation of

Chaim Grade’s «The Agunah»

To all those who work to promote mutual understanding, tolerance, respect, and civil dialogue between the many diverse groups and voices within the Jewish community.

Torah is indeed a tree of life to all who embrace it, but one with a variety of flowering branches stemming from a common trunk and sharing common roots.

Благотворительный фонд Розенблатта

посвящает издание нового и превосходного перевода на русский язык романа

«Безмужняя» («Агуна») Хаима Граде

всем тем, чьи труды способствуют взаимопониманию, терпимости и взаимному уважению между различными группами еврейского сообщества.

Тора — это воистину древо жизни для всех, кто принял ее в свое сердце, и цветущие ветви этого древа отходят от единого ствола и питаются от общих корней.