Безнадега
Шрифт:
— Хорошо кушал! — восклицает демон. — Тэк!
— Что это ты делаешь? — спрашивает Джозефсон, пытаясь вжаться в стену, когда Риптон наклоняется к его лицу, а рот Риптона раскрывается. — Что ты…
— Целуй меня, красавчик! — восклицает Риптон и приникает губами к губам Джозефсона. Стыковочный узел герметизируется кровью, через него демон шумно выдыхает. Джозефсон замирает в объятиях Риптона, затем начинает дрожать мелкой дрожью. Риптон выдыхает и выдыхает, выходит, выходит, выходит, чувствует, что переход вот-вот завершится. На
До чего же прекрасно это чувство, как приятно родиться вновь в крепком теле человека, который каждое утро ест на завтрак четыре яйца и полфунта печени.
— Как мне ХОР-Р-РОШО! — рокочет Брэд Джозефсон. Кости его утолщаются, плечи становятся шире, череп больше. Он отбрасывает тело Риптона и широкими шагами направляется к двери. Рубашка трещит по швам, руки удлиняются, мышцы увеличиваются в объеме. Ступни растут не так сильно, хотя и рвут шнурки.
Тэк выходит из ангара, широко улыбаясь. Он прекрасно себя чувствует. Весь мир лежит у его ног. Даже член, и тот встает столбом, грозя разорвать джинсы.
Тэк здесь, вырвавшийся из колодца миров. Тэк велик, Тэк будет править, как правил всегда, в бесплодной пустыне, где растения кочуют с места на место, а земля притягивает к себе небо.
Демон садится в бьюик, и джинсы на заднице тут же лопаются по шву. Потом ему вспоминается наклейка на бампере «ШАХТЕРЫ ЗАКАПЫВАЮТСЯ ГЛУБЖЕ И ОСТАЮТСЯ ТАМ ДОЛЬШЕ», он улыбается, разворачивает автомобиль и едет в Безнадегу, оставляя за собой шлейф пыли.
Дэвид замолчал. Он по-прежнему сидел, уткнувшись взглядом в кроссовки. Дэвид так долго говорил, что у него сел голос. Взрослые стояли, образовав полукруг. Джонни предположил, что точно так же обступали юного Иисуса старые мудрые волхвы и слушали, как тот изрекает истины в последней инстанции. Он посмотрел на юную панкушку, подобранную Стивом, и прочитал на ее лице те же чувства, которые испытывал сам: изумление, восторг, веру. Последнее особенно тревожило его. Он должен выбраться из города, никто и ничто не сможет его остановить, но куда проще договориться с совестью, убедив себя в том, что у мальчишки просто поехала крыша и его рассказ не более чем плод разыгравшегося воображения. Да только он не мог убедить себя в этом.
Потому что ты знаешь, ребенку такого не выдумать, прокомментировала Терри.
Джонни присел на корточки, чтобы взять новую бутылку джолт-колы, и не заметил, как его бумажник (крокодиловая кожа, триста девяносто пять долларов) вывалился на пол из заднего кармана джинсов. Джонни постучал горлышком бутылки по руке мальчика. Дэвид поднял голову, и Джонни поразился тому, как он осунулся. Вспомнил об описанном Дэвидом Тэке, меняющем человеческие тела словно перчатки, потому что они слишком быстро выходят из строя, и задался вопросом, а сильно ли отличается от злобного демона Бог Дэвида.
— Таким вот образом он переходит из тела в тело, — просипел Дэвид. — Через дыхательные пути. Перелетает,
— Поцелуй смерти вместо поцелуя жизни, — обронил Ральф.
Дэвид кивнул.
— Но что же поцеловало Риптона? — спросила Синтия. — Что поцеловало его, когда он вошел ночью в Китайскую штольню?
— Не знаю, — ответил Дэвид. — Или мне не сказали, или я не понял. Мне лишь известно, что произошло это у скважины, о которой я вам рассказал. Риптон вошел в эту комнату… зал… кан тахи притянули его, но ему не позволили прикоснуться к ним.
— Потому что кан тахи портят людей, которые могут послужить контейнерами для Тэка. — В голосе Стива не было вопросительных интонаций.
— Да.
— Но у Тэка есть материальное тело? Я хочу сказать, он… мы же не говорим о сгустке энергии? Или о душе?
Дэвид покачал головой:
— Нет, Тэк реален, это существо. Но перейти в Риптона он мог только в штольне, потому что не имел возможности самостоятельно выбраться через ини, скважину. У него есть материальное тело, но скважина слишком узка для него. Поэтому Тэку доступен только один способ: поймать человека, вселиться в него, превратить в кан така и менять людей по мере того, как их тела приходят в негодность.
— Что случилось с Джозефсоном, Дэвид? — спросил Ральф. Голос его был подавленным, словно у его обладателя совсем не осталось ни душевных, ни физических сил.
— У него был незначительный порок сердечного клапана. Ничего особенного. С этим Джозефсон мог бы жить и жить, но в него вселился Тэк и… — Дэвид пожал плечами. — Заездил его. За два с половиной дня. Потом он перескочил в Энтрегьяна. Вот уж кто был силен, протянул чуть ли не неделю, но его подвела слишком светлая кожа. Над ним постоянно подшучивали из-за кремов от загара, с которыми он не расставался.
— Все это тебе рассказал твой гид, — уточнил Джонни.
— Да. Пожалуй, его можно так называть.
— Но ты не знаешь, кто он.
— Почти что знаю. Хочется верить, что знаю.
— А ты уверен, что он пришел не от Тэка? Потому что есть поговорка: «И черт может ссылаться на Священное писание, если ему это выгодно».
— Он не от Тэка, Джонни.
— Дайте ему договорить, — вмешался Стив. — Хорошо?
Джонни пожал плечами и сел. Его рука чуть не коснулась выпавшего бумажника. Чуть, но не коснулась.
— В магазине скобяных товаров продавали еще и одежду. Рабочую одежду. Джинсы, рубашки и брюки цвета хаки, ботинки, все такое. Специальный заказ магазин делал для Курта Йомена, который работает… работал в телефонной компании. Шесть футов семь дюймов, самый высокий мужчина в Безнадеге. Вот почему, папа, мы не увидели лопнувших швов на одежде Энтрегьяна, когда он остановил нас на шоссе 50. В субботу вечером Джозефсон вломился в магазин, взял брюки, рубашку и ботинки, приготовленные для Курта Йомена, отвез их в здание муниципалитета и положил в шкафчик Колли Энтрегьяна. Уже тогда Тэк знал, чьим телом он воспользуется после Джозефсона.