Безнадежно влип
Шрифт:
– Ну, сначала было малость, да, сейчас отпустило.
– Почему?
– Потому что твой отец больше выеживается из вредности и нежелания признавать, что ты выросла и сделала свой выбор. Держи телефон. Надо куда-нибудь спрятать.
– Мои вещи больше не проверяют, но могу сюда, – Маша тут же приподнимает водолазку и убирает телефон за пояс джинсов.
Когда ее обнимал, думал показалось, а сейчас понимаю, что, нет, не показалось.
– Ты что, снова объявила голодовку только уже на две недели?
– Бесполезно ее объявлять. Просто есть не хочется. Совсем нет аппетита.
Зачем-то
– У тебя месячные были? – на несколько секунд Маша задумывается, а затем переводит на меня хмурый взгляд.
– А что, если не было?
– Маш, ну чего ты как маленькая? Не понимаешь, что это может значить?
– А что это будет значить для тебя? Предположим, что я беременна, и? Ты обрадуешься?
– Нет, – не задумываясь, отвечаю я. – Не обрадуюсь. Тебе рано еще становится мамой.
– То есть, если я беременна, то ты отправишь меня на аборт?
– Я этого не говорил. Если моя оплошность вылилась в беременность, да, я не обрадуюсь, но никто никуда тебя не отправит. По крайней мере, я точно. Но врать тебе, что я хочу ребенка на данном этапе – нет уж, прости.
– Да ты прям романтик, – саркастично произносит Маша, повышая голос. – Хоть бы уже соврал раз для приличия. От тебя слова хорошего не дождешься. Ты вообще способен навешать мне лапши на уши? Например, хоть разочек порадовать мою душеньку сказав: «Маша, да я в тебя влюблен», «Маша, ладно я болван, признаюсь, что люблю тебя». «Ладно, Маш, я тупанул, я хочу от тебя ребенка, просто немного позже, но, если ты беременна, я, конечно же, буду рад, когда появится ребенок». Слабо тебе, Миша? – после всей тирады, произнесенной на одном дыхании, понимаю, что, кажется, мое предположение верное.
– Судя по твоей реакции – точно беременна.
– Да пошел ты, – вырывает локоть из моей ладони. – Я не беременна. Можешь выдыхать, – ловлю ее за запястье, как только она порывается выйти из кабинки. – Пусти меня.
– Маш, не дури, – прикладываю ладонь к ее лицу. – И говори тише. Ты действительно хочешь расстаться на такой ноте?!
– Да, хочу. Я устала. Пусти меня.
– Маша, – еле держусь, чтобы не выругаться в голос.
– Я двадцать один год Маша. Пусти меня. Теперь у меня есть телефон, можешь написать мне туда порцию «комплиментов» в твоем духе. Пока.
***
Временами, я считала себя глупой, но, чтобы настолько быть тупой… Почему я вообще не подумала о том, что мои месячные не пришли в срок? Почему Медведев об этом помнит, а я нет? Почему ни разу не задумалась о том, что меня фактически тошнит от еды и поэтому я, собственно, не ем. Как много «почему» и ни одного ответа. А хуже всего, что я осознаю, что Миша прав. Ну куда нам сейчас ребенок?
Однако, здравый смысл уступает моей наивной половине. Ну беременна и что такого? Папа тогда точно ничего не сделает Мише. Главное дождаться нужного срока, чтобы не заставил делать аборт. Да и что тут такого, стать мамой в двадцать два? Не просто так же мне снился сон с кошкой и дочкой. От этой мысли по телу разлилась неожиданная радость. Машинально приложила руку к животу и начала как дурочка улыбаться. Осталось только купить тест и подтвердить или опровергнуть беременность.
На
Оказывается, смотреть на палочку в ожидании двух полосок – сильно выматывает. Но еще сильнее выматывает тот факт, что вторая полоска не появляется. Вот сейчас я четко поняла, что хотела быть беременной. И испытываю самое что ни на есть разочарование. Ну давай, плакса, пореви еще тут.
Ополоснула лицо холодной водой и стала медленно и глубоко дышать. А потом замерла, в очередной раз взглянув на тест, на котором появилась вторая полоска. Захотелось почему-то танцевать. И есть. Боже, я две недели почти ничего не ела. Это же вредно!
Несмотря на отсутствие аппетита, я спустилась вниз и начала буквально запихивать в себя еду. Мне стало так хорошо, что первой мыслью было позвонить Мише и во всем признаться. А потом меня отпустило. Пусть помучается несколько дней. Главное не переборщить с игнором.
Я поняла, что что-то не так еще ночью. Ощущения собственного тела – очень странные. К утру затуманенным, но все же функционирующим мозгом, до меня дошло, что я заболела. Когда я мечтала заболеть – ничегошеньки. А когда мне уже нельзя – распишись и получи. Паника накрывает с головой. Но постепенно она отходит на второй план.
Просто физически настолько плохо, что думать о чем-то не получается. К вечеру папа вызвал врача. Хоть голова не соображает, но я все же улавливаю между разговорами, что это грипп. Думать совсем не получается. Но когда мне суют какие-то таблетки, мозг просыпается. Сказать сейчас, что мне нельзя пить какую-то гадость не могу. Делаю вид, что беру их в рот и запиваю водой. Сама же все сплевываю.
***
На пятый день мне показалось, что я умираю. И не пить лекарства, чтобы не навредить ребенку – высшая степень идиотизма, если я сама могу отправиться в мир иной. Правда, на шестой день температура стала спадать сама и ко мне вновь вернулись способность мыслить и надежда на удачный исход.
На восьмой – появилась четкая надежда, что все будет хорошо. Одно огорчало, данный Мишей телефон разрядился. И моя зарядка не подходит. Как теперь быть – не понимаю. Наверное, я бы и дальше думала о мобильнике, если бы совершенно случайно мой взгляд не зацепился за пустующую полку. Где мои розы?!
Несмотря на слабость в теле, откуда-то появились силы вполне резво спуститься на первый этаж. Папу я наша почти сразу.
– Где мой горшок? – без предисловий бросаю я.
– Рад, что тебе лучше, раз ты уже спустилась, но что за странный вопрос?
– Я еще раз спрашиваю, где мой горшок?!
– Ну хорошо, давай так: выбросили еще в детстве.
– Где мой горшок с розами?! – стараюсь взять себя в руки, но не получается. Папино спокойствие и неприкрытая радость – дико злят.
– Там же, где и детский горшок. Растение гиблое, его сегодня выбросили, – как там говорил Миша? Не погубишь и сохранишь их, тогда все у нас будет хорошо? Чувство такое, что что-то внутри оборвалось.
– Верни мне их. Сейчас же! Если надо, езжай сам на помойку и лично привези. Если не привезешь – я… я не знаю, что я с тобой сделаю.