Безнадежны в своем предназначении
Шрифт:
Бездна. Обидно-то как. Я просчиталась.
Все напрасно!
Даже сквозь катящиеся по лицу капли дождя, почувствовала, как горячие слезы текут по щекам, смешиваясь со стихией.
— Ками? – шепотом растерянно спросил архимаг.
Он чуть отстранился. Синие глаза внимательно изучали мое лицо. И дождь внезапно прекратился. Над нами. Ливень продолжал поливать Церу. Но только не нас двоих.
Даниэль грустно улыбнулся и большим пальцем левой руки коснулся капелек на моем лице.
— Прости, — прошептал он. – Я не должен был так поступать.
— И ты меня прости, — ответила я.
Закрыла глаз, надеясь, что в таком положении
И вопреки логике, вопреки своим же чувствам и убеждениям, я сделала это снова. Я снова поцеловала мужчину, которого касаться вообще не должна была никогда. Знаю, что дура. Просто это было единственное, в чем я могла сейчас найти спасение от самой себя. Я вложила в поцелуй всю ярость и безысходность, что буйствовали внутри меня. Бесконечно сумасшедшее, неправильное, но от этого не менее сладостное прикосновение к мужчине заставило забыться на мгновение. Голова снова закружилась в потоке бессвязных мыслей, которые все еще были значимы, но не причиняли столько боли, как прежде. По телу прошла волна легкой слабости, заставляя отдаться на волю сильных мужских рук, так крепко удерживающих меня около себя. Слабость сменилась безволием и быстро превратилась в пустоту. В этот раз она не стала неожиданной для меня. Нет, я не ждала ее. Просто она так сильно и явственно отражала то, что я и так должна чувствовать после совершенного только что. Разум опустел, мысли о чувстве неправильности и вины померкли. Леденящий душу и сердце холод вновь коснулся меня.
«Моя крайность и противоположность. Моя личная частичка хаоса. Он никогда меня не простит. Я сама себя не прощу», — пронеслась последняя мысль в сознании, прежде чем мир померк в одно мгновение, превращаясь в бескрайние серые грани бытия.
Серый знакомый туман алчно кутался под ногами, подымаясь до незримых высот. Так высоко, что не было видно конца и края тому месту, где туман мог бы остановиться.
Закрыв лицо руками, попыталась вернуть себе спокойствие. Спокойствие давалось с большим трудом, потому что смертельный холод отступил, едва реальность исчезла, оставляя меня в гранях. Осознание всего, что успела натворить, не давало покоя. Мешало сосредоточиться и принять дальнейшее исход сотворенных мною же последствий.
Я не звала его. Потому что не была готова увидеть его. Потому что почти сразу поняла, что необходимости в этом и не будет.
Горячее тяжелое дыхание я почувствовала всем телом. Оно буквально опаляло мои плечи, мою все еще мокрую одежду, лучше всего свидетельствующую о совершенном грехе. Помня о том, что время идет, причем очень быстро, гораздо быстрее, чем хотелось бы, я обернулась. В черных глазах, что отражают саму бездну, плыла тьма. Падший Палладин внешне был абсолютно спокоен. Ни один мускул не дрогнул на его лице и понять, что Киринион сейчас чувствует, оказалось для меня непостижимо. И это было даже хуже, чем если бы он открыто злился. Он молчал. Изучающе смотрел на меня. И снова молчал.
И я точно знала, что он знает. Тогда почему он молчит?!
— Я…, — попыталась я произнести хоть что-то связное, но слова застряли в горле.
Резкий размах мужской ладони, рассекающей воздух, заставил замолчать. Мои глаза закрылись
Удара не последовало. А когда его ладонь коснулась моей шеи, я вздрогнула. Но пальцы не сомкнулись в гневном порыве. Они ласково и нежно прошлись от линии сонной артерии и опустились на плечо.
— Аэлин, — тихонько позвал Кир.
Глаза открывать я не стала. Невыносимо страшно просто. Никогда я не боялась Прайма Алнаира. И даже когда узнала, что он падший Палладин, сосланный отбывать повинность за тяжкие грехи, я тоже приняла этого мужчину и не позволила страху проявиться даже на секунду. Но не теперь. И даже когда он второй рукой притянул к себе и прижал к широкой груди, я все равно была не в силах открыть глаза. Длинные гибкие пальцы забрались в мои волосы, чуть сдавливая под собой кожу. Сухие губы жестко и порывисто коснулись виска, задерживаясь там на некоторое время.
— Ты уже ощутила разницу между простым зовом плоти и зовом души и сердца, да, Аэлин? – тихим вкрадчивым шепотом заговорил Киринион.
Единственное, что я смогла – это сглотнуть застрявший в горле комок.
— Это может быть смертельно, — продолжил он. – Для нас обоих.
Я снова молчала, пытаясь осознать разницу между первым недавним поцелуем и вторым.
— Я понял, почему ты сделала это, — снова последовали его тихие и вкрадчивые слова. – И я не злюсь, Аэлин, — он ласково и аккуратно провел по моим волосам, и мне даже показалось, что на его лице появилась теплая улыбка. — Но тебе не стоит так поступать в дальнейшем. Тебе не стоит вынуждать меня на что-либо. Поверь, ты не захочешь знать, что бывает в таком случае. Если грань моей выдержки упадет – все закончится плохо. Не только для нас. И не только для наших миров.
Он говорил все так же тихо. И даже нежные успокаивающие нотки проскальзывали в его голосе, но я прекрасно понимала, что все это – лишь внешняя сторона медали. Не зря же его сам Создатель наказал. Явно было за что. За что именно, знать мне совсем не хочется.
— Но если он прикоснется к тебе еще раз, — ласковый тон сменился на просто тихий, разъясняющий, — на Альтерре станет на одного водного архимага меньше.
Кир не угрожал. Бывший Прайм Алнаира действительно не злился. И слова даже не звучали как предупреждение. Он просто произнес то, что будет, если я оступлюсь снова.
Тяжелый груз сердца будто сорвался в пропасть. Исчез, растворился во тьме, за пределы которой я не ступлю никогда, а, следовательно, и не увижу то, что осталось в ней.
— Ведьмы, — только и смогла произнести вслух.
Говорить все равно было проблематично. Груз последствий ушел, а вот чувство вины все равно осталось. Хоть и заговорила я на отстраненную от Дана тему.
— Это я тоже понял, — сказал Кир. Он немного помолчал, а потом добавил. — Просто не решил пока, что с этим делать.
Длинные гибкие пальцы приподняли меня за подбородок, заставляя посмотреть в черные глаза.
— И между прочим, именно поэтому я не ответил на твой зов, Аэлин, — укор проскользнул в тоне, но не более того. – Не потому, что ты там успела себе вообразить.
— А нечего было мне ультиматумы ставить, — неожиданно осмелела я.
Мужчина резкую перемену в моем голосе и нраве оценил. Едва заметно усмехнулся.
— Ты ведь помнишь, что я люблю тебя? – поинтересовался он.
— Помню, — кивнула я.