Безногий ас
Шрифт:
«Nein, nein, Herr Oberstleutenant, das Sonderlager» [21] .
Бадер засмеялся, глядя на него, рассмеялся и комендант. Оба хорошо знали, что замок Кольдиц использовался как тюрьма для малолетних преступников. Считалось, что оттуда нельзя бежать. Комендант вышел, и Бадер прекратил смеяться.
На следующий день он предпринял последнюю попытку отсрочить неизбежное, потребовав в качестве сопровождения офицера равного с ним звания. Однако комендант коротко ответил, что такой офицер в наличии лишь один, и это он сам. А ему совсем не требуется ехать в Кольдиц. Вместе с
21
Специальный лагерь.
«Нет, Росс, ты не прав. Это тюремный лагерь».
Росс начал спорить, и спорил очень долго. Впрочем, путешествие оказалось длинным, и времени хватило. Капитан, казалось, будет ковырять в зубах бесконечно. Когда они прибыли в Кольдиц, уже стемнело, и на станции были погашены все огни. Когда они с трудом выбрались на дорогу, Бадер впервые получил представление о том, что его ожидает. Крепость возвышалась над деревней, словно паря в ночном небе. Она напоминала сказочный замок. Они шли по мощеной дороге, которая вскоре начала подниматься в гору так круто, что Росс подал Бадеру руку, чтобы помочь. Когда они подошли к высокой стене, Бадер был совершенно измучен. Сложенная из камней стена чуть поблескивала в свете тусклых фонарей. По подвесному мосту они пересекли глубокий ров и оказались под каменной аркой, где было темно, как в погребе. Тяжелые ворота с лязгом закрылись позади Бадера, и у него по спине пробежал холодный ветерок. Караульные, грохоча сапогами по каменным плитам, провели их через дворик, потом по низкому туннелю во внутренний дворик, окруженный высокими стенами. Немец толкнул дверь, которая медленно открылась, и Бадер увидел тесный каменный мешок. Он подумал:
«О боже, и тут придется жить? Это тюремный лагерь?»
Глава 27
Когда часовой втолкнул его внутрь, кто-то вскрикнул:
«Дуглас! Так это ты!»
Он круто повернулся. На ступеньках стоял Джеффри Стефенсон в старом свитере и армейских брюках. Увидеть его было очень приятно. Он выглядел все так же, хотя несколько менее щеголевато.
«Слышал, что тебя сбили. Ждал, что появишься. Как будешь вести себя, догадался».
Они пожали друг другу руки, обнялись и начали разговор. Когда немец попытался оттащить Бадера, чтобы отвести в камеру, тот спросил:
«Именно так вы здесь и живете?»
«Великий боже, конечно, нет. Завтра тебя выпустят», — ответил Стефенсон.
Он ушел прочь, и Бадер, чувствуя себя лучше, проследовал в камеру, так как хотел поскорее улечься. Дверь захлопнулась.
Утром за ним пришли. Бадера сфотографировали, сняли отпечатки пальцев. Обыскали. Но после этого его отдали на попечение Стефенсона, который увел Бадера по лестнице вверх, в большую красивую комнату с широким окном, выходящим на внутренний дворик.
Стефенсон объявил:
«Твой дом. Надеюсь, тебе понравится».
Во многих отношениях это помещение было самым хорошим из тех, что он видел за время плена. Бадер делил комнату с тремя армейскими офицерами, одного из которых он уже знал. Это был Джордж Янг, старший по лагерю в Любеке. Четыре кровати имели занавески. В комнате стояли плетеные стулья, а каменные стены закрывал грязный коричневый ковер. Красный Крест хорошо заботился о заключенных в замке. Бадер даже мог принять
Стефенсон провел его по замку, и остальное показалось Бадеру не столь приятным. В мрачном старом замке содержалось более 80 британских офицеров, 200 французов и более сотни поляков, голландцев, бельгийцев. Единственным местом прогулок служил вымощенный булыжником внутренний дворик, 40 ярдов длиной и 22 ярда шириной. Его окружали стены высотой более 70 футов, поэтому зимой солнце во дворик не заглядывало. Бадер посмотрел сквозь зарешеченное оконце на внешнюю стену замка, которая имела толщину 7 футов и высоту около 90 футов. Вдобавок замок стоял над рекой на скале высотой еще 100 футов. Уверения, что из Кольдица бежать невозможно, оказались совершенно правдивыми. Он был расположен в 30 милях на юго-восток от Лейпцига. Единственной дорогой в замок была тропика, вьющаяся по скале. К тому же сначала нужно было пройти через ту половину замка, в которой жили немцы. Охранников здесь было больше, чем заключенных.
«Перед войной использовался как сумасшедший дом. Ему более 100 лет. Построен парнем, которого звали Август Сильный. Мы о нем почти ничего не знаем, только то, что он был хорошим производителем. Предполагается, что у него было 365 незаконных детей», — рассказывал Стефенсон. Бадер согласился:
«Не удивительно. Чем еще здесь заниматься. А что насчет побега?»
«Чертовски трудно. Пытались практически все, но удалось только одному или двум. Копать туннель просто невозможно, а по крышам выберется только настоящий гимнаст. Самый лучший способ — попытаться выйти переодетым, но и это тяжело».
Через 2 дня у Бадера произошла первая стычка с немцами, которые устраивали по две поверки в день. Он сказал коменданту лагеря капитану Пюпке, что не намерен проводить день, бегая по лестницам вверх и вниз. Он заявил это так твердо, что Пюпке согласился позволить ему просто показываться в окне, чтобы его видели. Пюпке был симпатичным пожилым офицером и одним из тех немногих немцев, с которыми Бадер ладил.
Потом он имел долгую и безрадостную беседу с Джорджем Янгом и решительным капитаном-танкистом Диком Хоу, который входил в «Комитет X». Хоу был прекрасным и изобретательным организатором побегов. Хоу сразу отметил, что Кольдиц — необычный лагерь. Каждый человек в нем не раз пытался бежать, постоянно испытывались самые различные схемы, но… Но даже самые сильные физически и свободно говорящие по-немецки не добились успеха. После этого Бадер решил немного посидеть и подумать.
Времени для размышлений было более чем достаточно. Дни начинались рано утром с поверки и кусочка черного хлеба. Затем можно было сидеть и смотреть в окно, курить, читать или гулять по дворику, как животное в зоопарке. Так как надежды на побег рухнули, Бадер вернулся к прежним развлечениям. Он начал разнообразить жизнь в Кольдице «дразнением гусей». В личном деле почти каждого заключенного в Кольдице имелась пометка: «Настроен антигермански». Поэтому они охотно присоединились к оркестру «дразнителей», которым руководил маэстро Бадер, который теперь чаще выступал в роли дирижера или импресарио.
Пюпке задевали не слишком часто. Его по-прежнему считали хорошим немцем. Главные удары обрушились на начальника службы безопасности капитана Эггерса и его заместителя, маленького майора, который постоянно ходил в плаще, придававшем ему опереточный вид.
Несколько недель Бадер догадывался о существовании майора только по сигаретному дымку. Наконец майор потребовал, чтобы Бадер, проходя мимо, отдавал ему честь. Бадер сказал, что он старше званием, но когда майор станет комендантом лагеря, Бадер начнет козырять ему.