Безобразное поведение

Трифоненко Елена

***

После звонка учительницы я пытаюсь работать, но быстро понимаю, что это бесполезно: мысли путаются, голова трещит. Я выхожу в коридор и набираю Люсе. Та уже должна была вернуться из школы. В пятницу у нее всего пять уроков и никаких факультативов.

С первого раза дозвониться до дочери не удается. Со второго тоже. Я, разумеется, еще больше нервничаю. Люся, по моим расчетам, сейчас ест пюре с котлетой, а значит телефон лежит у нее прямо на столе. Почему же она не отвечает?

Я нервно облизываю губы (дурацкая

привычка!), набираю дочери снова и снова.

– Алё, мам, чё хотела? – Люся все-таки сподобилась дотянуться до мобильника.

– Ты где? – строго спрашиваю я, отбрасывая с глаз челку.

– В смысле? – Люся как будто что-то уронила: слышен глухой удар и звяканье.

– Я спрашиваю, где ты сейчас находишься! – нервно повторяю я. – Ты дома?

– Ну, конечно, – бурчит Люся. – Где же еще мне быть?

– Мне сейчас звонила твоя классная руководительница, сказала, что у тебя проблемы с поведением.

– Чего? – Люся как будто удивилась. – Какие еще проблемы с поведением?

– Это я у тебя хотела спросить. Что ты натворила, Люсинда? Быстро признавайся.

– Ничего я не натворила, – обиженно бурчит Люся. – День прошел как обычно.

– Значит, меня в школу вызывают не из-за сегодняшнего дня. Значит, ты раньше что-то отчебучила.

Дочь задумывается, даже сопеть в трубку перестает.

– Люся! – окликаю я. – Расскажи, пожалуйста, о всех своих грехах. Я ведь не шучу: меня правда вызвали в школу. Я должна знать, что случилось. Мне надо морально подготовиться к встрече с твоей учительницей.

– Мам, но я и правда не знаю, зачем тебя вызывают, – бубнит Люська.

– Подумай.

Люся чем-то скрипит, потом важно чихает.

– Люся!

– Ну… – Дочь явно чешет в затылке. – Может, это из-за сменки?

– Что ты имеешь в виду?

– Мы вчера с девчонками бесились и закинули обувь мальчишек в соседнюю раздевалку.

– Зачем?

– Просто! – возмущенно отзывается Люська. – Вы что, с подружками никогда так не делали?

– Нет, конечно.

– Мальчишки вообще не в обиде были, – оправдывается дочь. – Только Славка ныл и потом нажаловался класснухе.

– Ясно, – со вздохом говорю я. – Больше так не делай, пожалуйста.

– Не буду.

– Ты поела?

– Нет еще, сейчас буду картошку греть.

– Хорошо. Давай кушай и принимайся за уроки.

– Ну ма-а-ам! – сердито тянет Люська. – Завтра же выходной – зачем уроки прямо сейчас делать?

– Делай, я сказала. Приду из школы – проверю.

Я сбрасываю вызов и гляжу в окно. На улице светит солнце, зеленеет травка. Вот за что я люблю Краснодар – так это за то, что даже в феврале здесь приятно смотреть на улицу.

Напротив окна расположился куст жимолости. На нем уже появились первые робкие цветы. С виду они неказистые, но пахнут умопомрачительно. Сейчас по цветущим веткам скачут воробьи и так орут,

что слышно даже через плотно закрытое окно.

Я встряхиваю головой. Хорошо все-таки, что ничего ужасного Люся не натворила. Я ведь уже всякое нехорошее подумала: что она подралась там с кем-то или нахамила учительнице.

Я уже собираюсь вернуться в кабинет, но дочь вдруг звонит мне сама. «Опять не смогла найти контейнер с картошкой, – думаю я. – Одиннадцать лет девке, а без мамки как без рук».

– На верхней полке она стоит, за пучком салата, – говорю я, ответив на звонок.

– Чего? – испуганно переспрашивает Люся. – Мам, у тебя все нормально?

– У меня все просто отлично. Я говорю: картошка с котлетой – в контейнере на верхней полке. – Я с трудом сдерживаю смех.

Несколько секунд Люся молчит, осмысливая ценную информацию. А потом вдруг выдает:

– Мам, я не по поводу картошки звоню.

– А по поводу чего тогда? Хлеб найти не можешь? Он на дверке.

– Мам, тут это… Я подумала… Короче, может тебя Наташка не из-за сменки вызывает.

– Какая еще Наташка?

– Ну, Наталья Николаевна, – нехотя исправляется дочь. – Наша классная! Она тебя, наверное, из-за психолога вызывает к себе.

– А что случилось с психологом?

– Ничего с ней не случилось. Она просто дура, – скрипит Люська. – Вечно всякие дурацкие тесты проводит и в мячик нас заставляет играть, как будто мы первоклашки какие-то.

– Боже, Люся, ты нахамила психологу?

– Никому я не хамила! Просто… – Люся издает какой-то странный звук: не то стон, не то рычание. – В понедельник психолог опять какой-то свой идиотский тест проводила. Про оценки.

– И что? – Я нервно скребу подоконник пальцем. – У тебя же хорошие оценки. У тебя ведь только три четверки в полугодии.

– Там просто был один тупой вопрос. Что-то вроде: «Что делают твои родители, когда ты получаешь двойки?» – спешит объяснить Люська. – А я, короче, написала: «Мама меня бьет веником и ремнем».

– Что? – Я наваливаюсь подоконник, чтобы не упасть. – Люся!

– Мам, не расстраивайся, пожалуйста, не злись, – воет дочь. – У нас полкласса так же написали.

– Да плевать мне на полкласса. Ты-то зачем такое накалякала? – сиплю я. – Я ведь за всю жизнь тебя ни разу не шлепнула. У тебя отродясь и двоек-то не было.

– Мне просто хотелось немного пошутить, – растерянно отвечает Люська. – Разве это не смешно?

– Нет, Люся, не смешно. Ни капельки. Мне теперь после работы в школу тащиться.

Люся сначала долго молчит, а потом вкрадчиво предлагает:

– Мамочка, а давай я к твоему приходу оладушек нажарю, а? Ты же любишь оладушки.

– Не надо мне ничего. Уроки делай.

Я сбрасываю вызов. Снова гляжу в окно. Солнце за ним уже не радует.

Так, надо собраться. Надо закончить статью.