Безопасность непознанных городов
Шрифт:
Вэл пригнулась, уворачиваясь на этот раз от плечевой кости, которая со свистом пронеслась мимо и разлетелась о скалы за спиной.
— Все хорошо. Не бойся.
Она подняла руки, демонстрируя миролюбие.
Темные брови девочки сошлись в одну линию. Губы под полупрозрачной вуалью скривились в недоверчивой усмешке.
— Ну и песня у тебя, — сказала Вэл. — Откуда ты знаешь названия всех этих костей?
— Мама научила. И кости эти мои, могу делать с ними что пожелаю! Оставь их в покое! Иди поищи жмурика, тупиковщица
— Я не... Ты не поняла. — Вэл шагнула вперед. — Мне нужен только глоток воды. Можно?
Подумав, девочка указала на каменистое возвышение неподалеку.
— Ступай туда, но не ходи возле замка. Последний раз криволапые вроде тебя обрушили мне целых две комнаты.
Вэл пообещала быть осторожной. Утоляя жажду из ручья, она косилась на девочку всякий раз, когда наклоняла голову, чтобы плеснуть холодной водой на лицо и шею. Малышка держалась на расстоянии, не сводя с Вэл подозрительного взгляда.
— У меня есть лошади. Хотелось бы напоить их тоже.
На сей раз девочка согласилась охотнее.
— Я люблю лошадей. У меня есть своя. — Она махнула на место, где наклонно стояло больше десятка локтевых костей, образуя то, что в детском воображении, вероятно, считалось загоном.
— Вот здесь.
— Можно взглянуть?
— Будь осторожна, тогда ничего не разрушишь.
Вэл поклялась вести себя как в музее. И в некотором смысле действительно чувствовала себя в нем. Творение девочки оказалось куда больше и амбициознее, чем выглядело из укрытия в скалах. Замок, эдакий зловещий шедевр с анфиладами комнат из берцовых и бедренных костей, занимал площадь, на которой могли бы встать две палатки. Части здания соединялись арочными галереями из многочисленных ребер; сложенные стопками челюсти вырастали в зубчатые башни. Внутри некоторых комнат виднелись крошечные кресла и столики, сделанные из фаланг.
— А здесь у меня гостиная, спальня и яма для трупов... — Девочка показала на неглубокое углубление в углу одной из комнат, заполненное мелкими костями. — А еще пыточные...
— А пыточные зачем?
— Чтобы мучить до смерти, разумеется, — ответила девочка, явно раздраженная глупостью Вэл.
Либо не уловив, либо попросту предпочтя не заметить тень ужаса в голосе собеседницы, малышка продолжала перечислять остальные места: двор с верблюжьими загонами, большую спальню для оргий, башню, как в Лондоне.
— Ты о лондонском Тауэре?
— Да.
— Была в нем?
— Давно.
Вэл удивилась. Она думала, что все дети Города в нем и родились.
— Кто привез тебя сюда?
— Мама.
Девочка возвратилась к работе и с помощью грязецемента прикрепила арку из пожелтевшего позвоночника к тазовой кости. На солнечном свету кости поблескивали, отбрасывая причудливые неровные тени.
— Как тебя зовут? — спросила Вэл.
— Рема.
— А меня Вэл. По-моему, замок вышел замечательный.
— Несколько недель.
— И все эти недели ты жила здесь?
— Угу.
— С... мамой? — спросила Вэл, хотя ее коробила сама мысль, что родители позволили бы ребенку бродить по этой суровой, кишащей стервятниками земле.
— Нет.
— Ты сказала, она тебя научила названиям костей.
Лицо ребенка приняло скорбное выражение.
— Это было давно.
— То есть ты одна?
Рема кивнула.
— Она меня не хочет. Говорит, что меня стыдится. Я редко ее вижу... только если нужно передать сообщение либо выполнить другую работу.
— К примеру?
— По-разному. Иногда Турок даже посылает меня за пределы Города, но я всегда должна возвращаться по его зову.
— Где сейчас твоя мама?
— Там. — Рема показала на одну из покосившихся, выбеленных солнцем и дождями комнат.
Вэл не поняла, то ли в ответе заключен некий скрытый смысл, то ли у Ремы просто нет матери, если не считать воображаемой. Не дожидаясь дальнейших расспросов, девочка показала на еще одну комнату и добавила:
— А я живу вот здесь.
— В воображении, — не подумав, сказала Вэл и тут же об этом пожалела.
Черные брови ребенка вытянулись в две толстые полосы. Лицо приобрело рассеянное, отстраненное выражение, как будто она смотрит из заднего окна поезда и Вэл становится все меньше и дальше.
— Нет, я здесь живу, — упрямо повторила она. Тут мое тайное место. Прихожу сюда, чтобы побыть одной.
— Понимаю, — солгала Вэл, не представлявшая, какое одиночество может быть глубже того, что и так испытывает этот ребенок в здешних провонявших смертью горах.
— Разве здесь больше никто не живет? Где остальные?
— Есть Яйц, но я его боюсь. Он так странно на меня смотрит. Да и другие тоже, но те меня не трогают. Не хотят трахаться с живыми.
Вэл содрогнулась от столь не по-детски трезвого и прозаичного понимания ситуации. Она колебалась, спросить или нет у Ремы о Маджиде, но девочку, похоже, ничуть не тревожила близость смерти и притянутые ей извращенцы.
— Где ты берешь кости? — решившись, продолжала Вэл.
— На кладбище.
— Значит, ты видишь тела?
— Иногда. Не сказать чтобы мне нравилось там ошиваться. Стервятники смотрят на меня такими же голодными взглядами, как Яйц.
С предельной осторожностью Вэл кратко описала Маджида.
— Мне бы хотелось узнать, жив ли он еще или... его притащили сюда.
— Почему тебя это волнует?
— Он мой друг.
— То есть ты с ним трахаешься.
Вэл передернуло. Не пристало детям так выражаться.
— Сказала же, он мой друг. Маджид рискнул собой ради меня. Если он здесь, то, вероятно, по моей вине. Так ты видела его?