Безумная
Шрифт:
— В спальне отца.
Влада отворачивается от Кати, собирается уходить.
— Я ненавижу тебя… — сквозь слёзы произносит дочь Мирона. Липкие слёзы превращают её лицо в недвижимую маску.
— Взаимно.
Всё это пустой трёп, не облагораживающий никого, но они наконец-то определились с направленностью своих отношений без лицемерия и притворства.
Её вещи аккуратно сложены в бумажный пакет, и Владиславе нужно как можно скорее убираться из квартиры, чтобы не столкнуться с презрительным
Холод открытого настежь окна прикрывается теплотой тела.
— Я боюсь себя, безумная, — его руки притягивают Владу за плечи. Она обезврежена объятиями, в которых упрятано столько нежности, что голова кругом. Отгородиться нет сил.
Он больше ничего не говорит, просто подтягивает к локтю рукав рубашки, над запястьем набита татуировка оленя, точь-в-точь копирующая Владину и Петькину; в короновидных рогах оленя теряется чернеющее — marry me*.
_____________
*marry me — выходи за меня.
========== Часть VIII. ==========
Ни кольца, ни хуя. Лишь первоклассный плагиат оленя с кляксами букв в переплёте рогов.
Marry me — хуерре ми.
Спонтанность — старая дура в потёртом пальто.
Владу сотрясают «спонтанные» рыдания под перезвон бокалов в соседних комнатах. Слезы высушивают кожу лица, как солнце курагу. Хочется протереть лицо косметическими салфетками с запахом крема против морщин, но одолжит ли их Катерина, если она скажет её отцу «нет»?
Влада тянет рукав свитера Мирона к запястью, скрывая от своего взгляда татуировку.
— Тебе будет восемнадцать в марте… — в сердцевине слов разламываются ядра надежды. — Или ты совсем мартовская кошка?
— Я курю, как депрессивная неврастеничка, и трахаюсь, как блядина, — выходит из объятий химика, делая уверенный шаг вперёд; пробирает дрожь. Он не держит — он — не брат, не склонен к ограничению передвижения и насилию. — И мои девяносто девять процентов принадлежат Петьке.
— У тебя ко мне есть хоть что-то? — в путеводителе по её чувствам можно запутаться на раз.
— Скандалы, — не задумываясь.
— Мне не стоит больше зарекаться?
— Нам же вполне хорошо было на сеансах расслабляющего секса, зачем всё усложнять?
— Потому что я хочу заниматься любовью с любимой, — выделяет голосом, — женщиной, женой, — где-то на стыке слов звучит почти признание.
— Между нами даже не было каруселей, — открыто намекает на то, что они ни разу не были за пределами его квартиры.
— Любовь рассчитывается в каруселях? — в нём самом, кажется, заводится смертельная «парковая игрушка» — он не контролирует свою злость, которая затемняет зрачки на тон чернее.
— Вот именно, что любовь рассчитывается…
— Вот так вот всё и закончится?
Во
— Вот так…
Посадка на рейс одиночества заканчивается. Декабрь утратит себя через десять часов. А Мирон обязательно переживёт этот полёт; просто закажет бутылку виски у стюардессы.
***
Они по разную сторону баррикад — стола.
Влада остаётся у Мирона Дмитриевича, потому что Петька просит провести этот новый год по-семейному.
— Владик, останься с нами, — этого вполне хватает, чтобы остаться в одних квадратных метрах с мужчиной, которому была дана отставка.
Уют — «по-семейному» — для Влады в скандинавских тонах — в блендере смешивают Арктику, лёд, изморозь и небо цвета кобальта.
Благо шампанское искрится песками Сахары.
В тёплом шампанском плавают размокшие кругляшки от праздничной хлопушки, и «прилежная» ученица не напивается до скоротечной, но рецидивной амнезии. По трезвости она может составить конкуренцию всем присутствующим с лжевесёлыми лицами.
Мирон флиртует с апельсиновой девушкой — веснушки разлиты каплями масла на её лице, — в откровенном платье; они смеются неподобающе громко для не наступившего года. И Влада улыбается ему, когда тот не больно задевает её взглядом.
Новый год разрывается фейерверками, и все синхронно бросаются к бокалам с игристым.
Химик не специально задевает бутылку шампанского, и жидкое, полупрозрачное золото впитывается в нежно голубую рубашку и брюки. Он подворачивает рукава и вытирает салфетками одежду.
— Пап, это ей предназначено? — гомон голосов стихает именно в тот момент, когда Катерина задаёт очень даже удобный вопрос.
Дочь придирчиво смотрит на татуировку, сравнивает её с Петькиной. В семье оленей-то прибавилось.
— И что ты ответила? — Катя поворачивает голову к Владе, сидящей рядом; в глазах у неё Кай складывает из льдин — «ненавижу».
— Да, — она решает поиграться с пшенокудрой. — Родственнички, привет, — поднимает бокал, — дочка, — обращается к Катерине, — этот глоток за тебя.
Мирон Дмитриевич застывает, прекращает застёгивать пуговицы на манжетах рубашки. В нём буря противоречий раскалывает под орех сердечный клапан. Он явно зол — побелевшие сжатые кулаки дают венам пропороть кожу рук до локтей, намеренно дотронуться до кулаков — сломать пальцы. И к нему лучше без бронежилета не подходить — изрешетит; Влада — мишень номер один.
— Поговорим? — он вырывается из оцепенения, встаёт с места.
Апельсиновая девушка забывается на счёт раз.
Катерина подаёт невербальные сигналы ненависти всем телом.