Безумно опасна

Блейк Дебора

— Наверно кое-что я могу тебе объяснить, но предупреждаю тебя, это довольно длинная история. И…запутанная.

Лиам положил руку на спинку дивана, подавляя позыв пропустить блестящие пряди цвета воронова крыла, находящиеся в нескольких дюймах от него, сквозь пальцы.

— У меня вся ночь впереди, — сказал он, салютуя ей пивом. — И я люблю хорошие истории.

— Я не уверена, что она будет вся так хороша, — сказала она серьезно. — Но она моя.

Она с минуту посидела молча, пытаясь определиться с чего же начать.

— Баба Яга — это скорее название должности,

чем что-либо еще, — сказала она наконец. — Это освященная веками должность, которая зародилась в России и окружавших ее славянских странах, и постепенно распространилась по всему миру. Однако нас не слишком много, ведь эта работа требует всецелой преданности, также как и способности к магии, поэтому не так просто для каждой Бабы Яги найти себе ученицу, которую можно натренировать себе на замену.

— Также, — вклинился Чудо-Юдо, — все Бабы, как правило, ведут очень замкнутый образ жизни, и большинство из них не хотят, чтобы маленький ребенок путался под ногами и создавал беспорядок, — это прозвучало явно как чья-то цитата. — И поэтому некоторые из них откладывают это намного дольше чем должны бы.

— Маленький ребенок?

— Большинство Баб считают, что лучше начать тренировать как можно раньше, когда разум и дух наиболее пластичны, — пояснила Баба. — Моя Баба нашла меня в приюте, когда мне было около пяти. Меня подбросили, поэтому никто на самом деле не знал мой точный возраст. Но Баба, наверно, почувствовала что-то особенное во мне, некий потенциал для овладения некой силой, которая необходима в нашей работе, и взяла меня к себе.

Лиам был потрясен, хоть и пытался не показывать это. “Кто берет пятилетнего ребенка жить в лесу и тренирует ее, чтобы та стала ведьмой?”

Очевидно, он не особо преуспел в этом, так как Баба ему криво усмехнулась.

— Ты должен понимать, Лиам, русские приюты того времени были очень жестокими заведениями, где безжалостность и пренебрежение были обычным делом. Дети были одеты, имели крышу над головой и накормлены, хоть и скудно, но с другой стороны, практически никому до них не было дела. Это было очень давно, но я до сих пор помню, как я тряслась от холода, и не было ничего кроме грязно-серого одеяла, чтобы согреть меня, а еще меня постоянно будил если не пустой желудок, то пронизывающий холод.

Улыбка сползла как тень во время бури.

— Баба, по крайней мере, хорошо меня кормила, и делала все, чтобы мне было тепло и сухо. Только не в тех случаях, когда мы бродили по лесам и полям во время дождя и снега, что случалось частенько.

Она пожала плечами, и прядь волос, черная как ночь, скользнула по его руке, напоминая шелк.

— Она хотя бы была добра к тебе? — спросил Лиам, представляя маленького одинокого ребенка, устало бредущего за старухой, похожей на ту, что он встретил накануне, она с трудом несла огромную корзину, почти с нее ростом, которая была наполнена покрытыми грязью травами и грибами неопределённого вида.

Баба снова пожала плечами.

— Добрый, жестокий, я сомневаюсь, что она понимала разницу. Бабы живут долго, а моя дождалась почти конца своей жизни, чтобы

взять воспитанницу. К тому времени она уже не очень разбиралась в человеческих эмоциях, как в выражении их, так и в их понимании. Она хорошо меня учила и обеспечивала безопасность; любовь никогда не входила в это уравнение. А проведя начало своей жизни в приюте, я немного знала о ней, чтобы ее ожидать.

Глоток вина скрыл некий спазм от эмоции, которую она очень надеялась, он не увидит — сожаление, быть может, или печаль.

— Я выросла без понимания основных принципов, которые делают человека человеком, — спокойно сказала она. — Знаю, что не особо хорошо лажу с людьми или завожу отношения. Мы часто переезжали, в Бабиной избушке на курьих ножках, мы ехали туда, куда ее призывали, или туда где ей хотелось быть.

Лиам протянул к ней руку и нежно коснулся щеки. Она на мгновение прижалась к ней, прежде чем отдалиться.

— Как для меня, так ты самый настоящий человек, Баба. И ты нравилась местным, пока Майя не начала компанию по твоей дискредитации. Белинде и Ивановым до сих пор нравишься. И только вчера Берти выкинула кого-то из своей закусочной за то, что тот посмел назвать тебя ведьмой в ее присутствии.

Баба посмотрела на него, быстро моргая.

— Правда?

Он кивнул и отдернул руку, как будто нечаянно коснулся солнца.

— Разве тебе не было одиноко, когда ты была ребенком?

— Не особо, — сказала она, садясь ровнее и скидывая ботинки. Чудо-Юдо пригнулся, когда один из них пролетел над его головой. — А-а, так-то лучше.

Лиам улыбнулся. Он находил удовольствие в том факте, что она ненавидит носить обувь, хотя и не мог сказать почему. Просто это было частью ее.

— Я проводила время с Всадниками, когда они приезжали к моей Бабе, и Кощеем, — легкий румянец окрасил на секунду ее щеки. — И, конечно, с Чудо-Юдо.

Лиам приподнял бровь.

— У каждой девочки должна быть собака. Даже если эта собака частично дракон.

Чудо-Юдо кашлянул и выпустил тонкую струйку огня, которая подпалила Лиаму ботинок.

— Мужик, я целиком дракон. Я только выгляжу, как чертов пес. Заруби себе на носу, лады?

— Я стараюсь, — сказал Лиам. — очень стараюсь.

Он посмотрел на Бабу.

— Итак, старая Баба вырастила тебя и научила тебя всему о травах, и м-м-м, всем прочим вещам?

— Магии, да, — она прикусила губу, пытаясь не рассмеяться. — Это не так уж и странно как тебе кажется. Больше похоже на научный предмет, который ты просто не достаточно изучил, чтобы понять.

Это на самом деле имело смысл для него пусть и немного извращенный.

— Ты имеешь в виду как физика? Никогда ее не догонял.

Улыбка наконец достигла ее загадочных глаз, смывая немного грусти из них.

— Я бы не беспокоилась об этом. Все равно большинство из того, что люди знают о физике не правда, — она указала на Чудо-Юдо. — Вся эта болтовня о законе сохранения массы? Каким макаром, дракон с десятифутовым размахом крыла мог стать питбулем, который лишь немного больше обычного? — она фыркнула. — Физика. Ага.