Безумные дамочки
Шрифт:
— Мне было так жаль его.
— Жаль? — закричала Лу, и люди вокруг в удивлении оглянулись на нее. — Если жаль человека, то не бьешь его по яйцам.
— Я не думала, что на него это так подействует. Мистер Сверн был очень несчастен, и я решила, что, узнав о тебе, забудет все, и ему станет легче. Он так любил тебя.
— Правда, любил? — робко спросила Лу.
— Просто боготворил. В магазине все об этом знали. И гордился тобой. Ты бы видела, как он хватался за каждый номер «Тряпья», если в нем была твоя статья! Если видел ее
Лу закурила, улыбнулась и прислонилась спиной к дешевой пластиковой стене кабинки.
— Она лгала. Раньше у него никого не было. Она из ревности хотела меня уязвить. Ты не слышала, был у него кто-нибудь раньше?
— Не знаю. Я недолго работала. Меньше года.
— Но ты бы знала о слухах. Знаю я все эти конторы.
— Я ничего не слышала, — искренне сказала Симона.
— Конечно, нет. Потому что ничего не было. Никого не было. Она лжет. Как лгала Дэвиду о своем здоровье. Ты ее видела. Она тебе показалась больной женщиной?
Симона едва не сказала, что Дэвид Сверн тоже выглядел здоровым, но решила промолчать и отрицательно покачала головой.
— Она здорова, как лошадь, — продолжала Лу. — Она переживет всех нас, эта жуткая женщина. В последние годы Дэвид не мог спать с ней. У них были раздельные спальни. Она допекала его все время и чего добилась?
— Попробуй забыть об этом, — сказала Симона. — Тебе же хуже становится. Забудь. Думай о будущем. О Питере.
— Питере?
— О Питере Нортропе.
— О Питере? — недоверчиво переспросила Лу. — О чем ты говоришь? Ты же не думаешь, что после этого я могу…
Теперь, в свою очередь, удивилась Симона.
— Ты же не виновата в смерти Дэвида. При чем здесь ты, если у него оказалось слабое сердце?
— Глупая, у Дэвида сердце было не слабое. Он умер из-за того, что его разбили. — Лу закрыла лицо руками. Браслет от «Картье» сверкал в лучах лампы. — Я его убила! Я!
Мужчины по соседству перемигнулись и заказали еще по кружке пива.
После звонка доктору Хокеру Симона позвонила Роберту Фингерхуду, который писал шестьдесят четвертую страницу своей диссертации.
Симона неожиданно вспомнила, что сегодня среда и Роберт не мучает ребят в Детском центре, а поскольку она не пошла на работу и заняться ей было нечем, то попросила угостить ее чашечкой кофе. Если бы не знакомство со Стивом Омахой, она не осмелилась бы позвонить Фингерхуду. Но то, что Стив позвонит ей, было как козырный туз в рукаве.
— Заходи, — сказал Роберт, — у меня как раз есть хорошее шампанское.
— С каких это пор ты стал таким обходительным?
— С тех пор, как ты ушла от меня, Рима.
— Не я ушла, а ты меня выгнал. Забыл?
— Ладно, заходи. Хорошенько отдохнем.
— Сомневаюсь, но сейчас приду.
Лу приканчивала четвертый двойной коньяк, когда Симона вернулась из телефонной будки.
— Я еду к своему старому
— Вернусь в редакцию.
Интересно, подумала Симона. Когда человеку худо, он стремится вернуться к старому знакомому или на привычное место. Для Лу это была работа, а для нее, как ни смешно, Фингерхуд. И в самом деле мечты умирают с трудом.
— Что за старый друг? — спросила Лу.
— Фингерхуд. У него есть холодное шампанское.
— Когда-нибудь я встречусь с этим сукиным сыном.
— Зачем?
— Не знаю. Слишком часто слышу его фамилию в последнее время.
— Он тесно связан с твоей кармой, — задумчиво сказала Симона.
— Я не спрашиваю, что это значит, — ответила Лу, допивая коньяк.
— Наверное, вы были знакомы в Лемурии.
— Это где?
— Сейчас она на дне Тихого океана неподалеку от Лимы. Это, как и Атлантида, утонувший континент. Сначала я думала, что Роберт Фингерхуд был с нами в Атлантиде, но сейчас считаю иначе. Скорее, он был в Лемурии. Может, именно поэтому он не может закончить свою диссертацию.
— Не вижу никакой связи.
— Ты не понимаешь, о чем идет речь.
Приятно очутиться в безопасном уютном такси, подумала Симона несколько минут спустя, и ехать к человеку, который едва не разрушил твою жизнь, а теперь ничего для нее не значил. То, что она резала вены из-за Роберта Фингерхуда, теперь удивляло ее. Он был сейчас так далек от нее, так обыденен, просто еще один мужчина в ее безумной жизни, а она чуть не покончила с собой из-за него. Симона сомневалась, что может еще раз так сильно увлечься кем-то. Наверное, человек учится защищать себя. Она любила Роберта. Вот что удивительно. Она так верила в их совместное будущее. Какой же была наивной дурочкой.
Такси выехало на Лексингтон авеню, и Симона вспомнила, как хотела забрать Чу-Чу у Аниты на следующий день после вечеринки, какой радостной она была на зависть Аните. Что означала эта радость? Детские фантазии, мечты о сказочном романе. Роберт рассказал ей сказку о Маленьком принце, а она и растаяла. Он еще сказал, что Достоевский писал, что любовь для среднего класса ушла в прошлое. Гарри Хокер, откидное кресло, крохотуля с больным пальцем, Стив Омаха со своей дрянью (она еще не знает, с какой). Вот это реально.
В такси было стекло, отделявшее пассажира от водителя, на которое скотчем прилеплено рукописное объявление: «Чихание и кашель распространяют заразу. Прикрывайте рот и нос».
Это было самое дурацкое объявление, которое видела Симона в своей жизни, и она была рада, что в сумочке у нее есть салфетки на случай безудержного кашля. Нос у нее уже зачесался. Водитель, наверное, полный кретин.
— Жаркий сентябрь, — сказал он.
Симона посмотрела на брошь, прикрепленную к подолу.
— Жара меня сегодня не волнует, я еду с похорон, так что у меня есть о чем подумать.