Безумные дамочки
Шрифт:
— Я тебе не верю, — сказала Беверли. — Насчет денег.
— Ну и ладно. А я не верю, что ты знаешь, что такое оргия.
— Спроси у Лу Маррон. Клянусь, она тоже не знает.
Настал черед Симоны удивиться:
— А при чем здесь она.
Но Беверли бросила трубку, и мокрое ухо Симоны пронзили гудки отбоя.
До одиннадцати часов вечера Стив Омаха не позвонил, и Симона бродила по крошечной квартире, вспоминая строки из любимой книги по астрологии: «В минуту слабости Стрелец может пообещать вам весь мир,
Во сне купалась в шампанском, когда зазвонил телефон, и Симона взлетела с нижней постели (нижняя — летом, зимой — верхняя) и схватила трубку.
— Извини, что не позвонил раньше, — сказал Стив Омаха, — но сначала была занята линия, а потом я столкнулся с парижскими друзьями, потом заснул. Что ты делаешь?
— Сплю. Который час?
— Около двух. Понимаю, что поздно, но можно зайти на чашечку кофе? Я принесу кофе и голландский сыр. Ты любишь голландский сыр?
— Конечно. Ты где? Я слышу какой-то шум.
— Да я напротив, в «Русском чайном доме». Я буду через минуту.
Чу-Чу с лаем начал возбужденно носиться по квартире. Потом он лег на пол, перевернулся на спину, задрал вверх лапы и заскулил, привлекая к себе внимание.
— Все верно, — сказала ему Симона. — К нам идет гость, и нечего ревновать.
Возбужденная Симона, у которой теперь сна не было ни в одном глазу, помчалась к шкафу и достала просторный халат, который взяла в кредит в «Лорд и Тейлор» в конце весны на распродаже. Халат был роскошного синего цвета в китайском стиле, а воротник и манжеты отделаны страусиными перьями.
— Как здесь холодно, — сказал Стив Омаха, когда пришел. — Как вы здесь живете?
— Я забыла выключить кондиционер перед сном. Сейчас выключу.
Он чертовски привлекателен, подумала она. Бешеные глаза и сумасшедший вид. Вдобавок к двум банкам кофе и двум пакетам сыра он принес бутылку коньяка. Симона достала две баночки из-под джема, на одной из которых еще были его следы, и налила в них коньяк.
— Вот, — сказала она, — сейчас согреешься.
— Спасибо. Неплохая квартирка. А как зимой? Есть батареи?
— Да, но их выключают в десять. А что?
— Просто интересно. — Он огляделся. — Моя берлога зимой заледеневает.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Симона. — Если хочешь что-то сказать.
— Ты решила, что я сравниваю температуру у нас в квартирах, а я говорю о своих фантазиях.
У нее возникло страстное желание зарыться лицом в его усы.
— Я не совсем тебя понимаю.
— Потому что до сих пор притворялся.
— Продолжай, — сказала Симона, пригубив коньяк, и в этот момент низ ее тела привычно заныл.
— Ну,
— Нет.
— Тогда ты угадала.
— Что угадала? — еще больше смутилась и растерялась Симона.
— Что я люблю делать с женщинами.
— Я понимаю, что тебе покажутся странными, даже дикими мои слова, но это не так. Честно. Просто в силу ряда событий сегодняшнего дня я решила отказаться от секса, если только не…
Она вспыхнула, не зная, как закончить предложение, но пришлось продолжить:
— Если только…
— Если что?
Сейчас или никогда, подумала она.
— Если только я не сумею кончить.
— А разве раньше этого не было?
Она робко покачала головой.
— Нет.
Лицо у Стива стало суровым.
— Никогда?
Появился негодующий взгляд.
— Нет, никогда.
— Ужасно. Хуже не бывает.
— Да, — согласилась она. — Гнусно.
— Хуже, чем гнусно.
— Ну, я не виновата.
— Да нет же. Все ясно. Это только твоя вина. Ты что, не понимаешь? Ты сделала что-то плохое, очень плохое.
— Да я вообще ничего не сделала.
— Отрицательные реакции очень дурно влияют, за них так же нужно наказывать, как и за положительные. Ты, конечно, понимаешь, о чем я?
— Не понимаю. Мне кажется, ты слегка тронутый, так что забирай сыр, коньяк и отправляйся домой. Быстро.
— Уйду, — сказал Стив Омаха, — после того, как ты будешь наказана.
— Я же сказала, что меня не за что наказывать. Не за что. До тебя не доходит?
— Если ты не хочешь, чтобы тебя наказывали, я предлагаю, чтобы ты извинилась. Тебе надо только сказать, что ты вела себя плохо и просишь прощения за это.
— Я не вела себя плохо, — настаивала она, — и мне не о чем жалеть.
— Нет? Посмотрим.
При этих словах он отставил банку с коньяком, встал и быстро задрал халат Симоны, так что она ничего не успела предпринять.
— Хорошо, — сказал он. — Больше снимать нечего.
— О чем ты говоришь?
— О трусиках, конечно. Я даю тебе последний шанс признаться, что плохо себя вела, жалеешь об этом и раскаиваешься. Так? Ты готова раскаяться и извиниться?
— Конечно же, нет. И иди к черту!
Стив понимающе кивнул.
— Да, теперь я вижу, что все правильно понял с самого начала.
Он схватил ее за талию, перекинул через свое колено на живот и начал шлепать по голой попке. Медленно, сильно и методично.
Между ударами он говорил:
— Теперь ты признаешься, что плохо себя вела и жалеешь об этом? Как, Симона?
И каждый раз Симона кричала в ответ:
— Нет, скотина! Ничего нет!
— Очень хорошо. Сейчас я задам следующий урок.
— Какой урок? — визжала она.