Безумные короли. Личная травма и судьба народов
Шрифт:
Простушка Катрин стала его любовницей, ходила с ним в театр, сидела в королевской ложе; когда Ревердиль выразил своё неодобрение по этому поводу, король сказал, чтобы он возвращался в Швейцарию. Она сопровождала короля в буйных вылазках, переодетая морским офицером. В ноябре 1767 г. на костюмированном балу во дворце Кристианборг было замечено, что «король целый вечер не танцевал ни с кем другим». Король осыпал её подарками и сделал баронессой.
Хольке потворствовал ему и в менее пикантных занятиях. У Кристиана в характере были черты садо-мазохизма, которые, вероятно, являлись проявлением его прогрессирующей психической болезни. Он обожал публичные казни, и в
Странное поведение короля, а также его очевидное увлечение Катрин привело ко всё большему охлаждению отношений с женой, которая нашла сильного защитника в лице своей бесстрашной фрейлины мадам фон Плессен. У неё был язвительный язык, она отзывалась о Кристиане как о «султане», и у неё хватило смелости сказать его секретарю, что, по её мнению, «его поведение относительно королевы носит такой характер, что его могут терпеть только низкие женщины и в домах с дурной репутацией». Кристиан, считая, что мадам фон Плессен воздвигает барьер между ним и его женой, изгнал её, что привело королеву в глубокую печаль, так как она лишилась одного из очень немногих друзей при дворе, кому она могла доверять.
Не прошло и двух лет, а король сделал многое, чтобы разрушить народную благожелательность, с которой было встречено его восшествие. Результат некоторых ночных похождений короля, в ходе которых он, сопровождаемый Катрин, разгромил бордель, вызвал негодование общества. Его советники тут же сказали ему, что если он не расстанется с Катрин, произойдёт революция. Кристиан, в душе трус, всегда готовый отделаться от друга, если ему самому что-то угрожало, выслал Екатерину в Гамбург, где её позже отправили в тюрьму.
Отдалившийся от своей жены и нелюбимой его подданными Катрин, Кристиан решил совершить турне по Европе, включая Англию, хотя брать с собой жену не хотел. Его свояк Георг III, до которого дошли слухи о его недостойном поведении, отнюдь не проявлял энтузиазма относительно этой поездки. «Он (король Кристиан), — докладывал английский посол Ганнинг, — сейчас настолько отступил от первоначального плана, насколько возможно. Однако всё решено. Меня тревожат последствия настоящего предприятия, хотя возможно, что вопреки нашим ожиданиям, какая-нибудь польза всё-таки получится».
Итак, молодой датский король в сопровождении свиты из сорока четырёх человек, включая графа Хольке и главного министра Бернсторфа, отправились в Англию в мае 1768 г., причём считалось, что король путешествует инкогнито под именем графа Травендаля. В Гамбурге к компании 6 июня 1768 г. присоединился Иоганн Фридрих Струэнзе в качестве путешествующего врача. Высокий, широкоплечий и чрезвычайно умный, Струэнзе во многих отношениях был чужд условностям, скептичен, либерален, но эгоцентричен. Он привык читать в постели при свете двух свечей, зажатых в руках у скелета. Его встреча с королём Кристианом оказалась зловещей и для его будущего, и для будущего Дании.
Королевская партия доехала до Кале и погрузилась на английскую яхту «Мэри», которую Георг III предоставил для поездки через пролив; но по прибытии в Дувр 9 августа 1768 г. обнаружилось, что карет для дальнейшего путешествия нет, так что пришлось нанимать кареты. Кристиан определённо был не в наилучшем настроении, когда в Кентербери его приветствовали местные и церковные власти, так как он ненавидел официальные церемонии такого рода, и заметил Бернсторфу, что «последний король Дании, который побывал в Кентербери, сжёг
И его английского свояка не было в Лондоне, когда он приехал в Стейбл-Ярд (Конюшенный двор) в Сент-Джеймсском дворце в предоставленные ему покои, жилище, которое страшно не понравилось датским придворным — «Клянусь Небесами! — услышали, как воскликнул граф Хольке, — это никуда не годится; это не жилище для христианина!» (игра слов: Кристиан — христианин). Георг III, который уезжал в Ричмонд, появился на сцене через некоторое время после прибытия своего зятя. Но их беседа продолжалась не больше двадцати минут, и хотя английский король выделил на содержание гостя 84 фунта в день и приказал привести из Тауэра золотую посуду для его пользования, их встречи носили формальный и ограниченный характер: семейный обед, бал в Квинз-Хауз (дворец королевы) и «прощальная церемония» в Ричмонд-Лодж 26 сентября.
Но недостаток энтузиазма со стороны Георга III был восполнен приёмом, оказанным Кристиану аристократией и восхищёнными криками населения. Принцесса Эмилия устроила грандиозный приём в Ганнерсбери-Хауз на более чем сотню гостей, которые приятным тёплым августовским вечером гуляли по террасе, глядя на роскошный фейерверк, за которым последовали ужин и бал во главе с датским королём, танцевавшим с герцогиней Манчестерской. На нём был великолепный костюм из серебряного шёлка, вышитый серебряными нитями, и его манеры, даже если он не особенно блистал в танцах, были таковы, что, писала леди Мэри Кук, «это меня убеждает, что разумен и может достойно себя вести, когда пожелает». Однако уже возник подспудный критический поток, и леди Толбот метко, хотя и нежно, прозвала его «северным плутом».
Именно это торжество на деле оказалось для короля чрезмерным, и он на следующий день или около того чувствовал себя настолько неважно, в результате, как подумала леди Мэри Кук, слишком большого количества съеденных фруктов, что вынужден был отказаться от приглашения к обеду у императорского посла, но тем не менее, заехал в резиденцию посла с бледным лицом, изысканно одетый в голубой и белый шёлк, чтобы поболтать с дамами. Вереница торжеств, приёмов и костюмированных балов продолжалась.
Но особенно удивительным был энтузиазм простого народа, может быть, однако, понятный в свете тех подачек, которые король щедро разбрасывал за счёт датской казны. Кристиан несомненно купался в лучах этой популярности; «думаю, ему нравится, что люди с удовольствием на него смотрят». Он устроил обед на публике в банкетном зале Сент-Джеймса; утром он одевался при открытых окнах, чтобы прохожие могли его видеть.
Визит короля был предположительно образовательным. В целях просвещения для него были организованы поездки за пределы Лондона. Он понравился везде, вдоль и поперёк Англии, даже прославленные университеты Оксфорда и Кэмбриджа сделали его почётным доктором.
В общем, учитывая его молодость, было решено, что он вёл себя хорошо, хотя впечатление было неоднозначным. Когда он пошёл послушать оперу Buona Figliola («Хорошая дочечка» (ит.) — пер.), леди Мэри Кук с неодобрением заметила, что он не только простоял весь первый акт, но «высовывался из ложи с локтями и с головой… Он ковырял в носу, что, как известно, нельзя назвать изящным или королевским. К концу он казался страшно утомлённым и очень много зевал». Уолпол саркастически заметил сэру Хорасу Манну, что на пьесе «Рассерженная жена» «он хлопал в ладоши каждый раз, как произносилось предложение против брака, очень своевременный поступок, когда его жена — английская принцесса».