Безумные короли. Личная травма и судьба народов

Грин Вивиан

Кин, который не знал полиомиелита или детского паралича, поставил Рузвельту диагноз «повреждение спинного мозга» и рекомендовал интенсивный массаж — самое худшее при такой болезни. Через две недели Рузвельта, всё ещё испытывающего сильные боли, так как паралич распространялся, а не проходил, стал лечить врач из Бостона Роберт У. Ловетт, который поставил правильный диагноз и отменил массаж.

Рузвельт выздоровел только частично. Он пробовал все возможные гимнастические упражнения для укрепления мышц, много времени проводил в Уорм-Спрингс в Джорджии, где тёплый бассейн с постоянной температурой 88° по Фаренгейту приносил ему некоторое облегчение. Но работа ног так и не восстановилась, он не мог ходить без тяжёлых металлических скоб и стоять без посторонней помощи. Психологически болезнь была для него испытанием, которое он встретил стойко и решительно.

«Болезнь Франклина, — писала Элеонора Рузвельт, — на самом деле оказалась скрытой удачей, потому что она дала ему силы и мужество, которых у него раньше не было. Ему пришлось продумать жизненные основы и выучить величайший из всех уроков — бесконечное терпение и никогда не прекращающуюся настойчивость».

В июне 1924 г. он поехал, чтобы выдвинуть А.Л. Смита кандидатом от демократической партии на пост президента; это кончилось неудачей, но его мужественное появление на конвенции в инвалидной коляске вызвало всеобщую похвалу и оказалось долгосрочной предварительной стадией к выдвижению его собственной кандидатуры в 1932 г.

Нет необходимости перечислять достижения Франклина Д. Рузвельта: «Новый курс», возрождение американской экономики, сочувствие к обездоленным и искалеченным, положение которых он, наверное, хорошо понимал в силу своего собственного состояния, его роль, в мировой политике, высшей точкой которой было вступление Америки во Вторую мировую войну в 1941 г. И всё же, видимо, рано или поздно болезнь должна была собрать свою дань. Даже до того, как его поразил последний недуг, он не отличался отменным здоровьем: у него был брюшной тиф в 1912 г., аппендицит в 1914 г., тонзиллит в 1916 г., ангина в 1918 г., воспаление лёгких в 1918 г., а в 1919 г. ему вырезали гланды, что, как думал кое-кто, понизило сопротивляемость к полиомиелиту.

Президентская нагрузка была каторжной, и к 1943 г., если не раньше, его силы начали сдавать, а анализ стал менее точным. Насколько ухудшение здоровья влияло на принятие решений непосредственно перед и сразу же после вступления Америки во Вторую мировую войну, установить трудно, но были намёки на угасание сил. Суждения становились менее определёнными, что и показала его непоследовательная политика по отношению к Японии перед нападением на Пирл-Харбор 7 декабря 1941 г. (что, впрочем, дало ему возможность оправдать вступление Соединённых Штатов во Вторую мировую войну).

Признаки стали более явными после Тегеранской конференции в 1943 г., где он установил сердечные отношения со Сталиным, что может частично объяснить политику, которой он следовал в Ялте два года спустя. После возвращения он казался уставшим до крайности, и «было впечатление, что он совершенно без сил». Молодой кардиолог доктор Хауард Бруен провёл обследование в национальной больнице в «Бетезде» в конце марта 1944 г., показавшее, что президент страдал от обменной гипертонической энцефалопатии, которая проявлялась временным помутнением сознания и потерей ориентации. Его лицо казалось серым, кончики пальцев и губы выглядели синими, состояние верхних дыхательных путей говорило о хронической болезни лёгких, застойной сердечной недостаточности и гипертонии. Его врач, доктор Росс Макинтайр, между прочим, рекомендованный ему врачом Вудро Вильсона Кэри Грэйсоном, в той или иной мере не дал хода отчёту, так что в результате неверных сообщений Макинтайра о здоровье президента общественность оставалась намеренно не информированной, как это ранее было с Вудро Вильсоном.

Но энцефалопатия и сопровождающие её болезни постоянно ослабляли способность Рузвельта к руководству и влияли на его политические и военные оценки. Признаки этого уже проявлялись, хотя и периодически, во всё возрастающей усталости, затуманенном сознании, в некотором ослаблении интеллекта, отклонениях от норм поведения; «рот, — как выразился Джим Бишоп, — ненамеренно остаётся открытым, и мыслительные процессы иногда остаются незавершёнными, некоторые предложения повисают в воздухе». Нелегко привести конкретные примеры того, как это повлияло на общественные дела, но его поддержка плана Моргентау о будущем Германии на Квебекской конференции в конце августа 1944 г., вероятно, была одним из таких случаев. Рузвельт вне сомнений был уже очень больным человеком, когда он согласился с выдвижением своей кандидатуры на беспрецедентный четвёртый срок и был избран.

Так что когда он в марте поехал в Ялту для встречи со Сталиным и Черчиллем, предзнаменования были неважные. «Он был, — говорил доктор Роджер Ли из Бостона, — вспыльчив и становился очень раздражительным,

если ему приходилось надолго сосредоточиваться. Если возникало нечто, что требовало обдумывания, он менял тему. Кроме того, он плохо спал». Лорд Моран, сопровождавший Черчилля, отзывался о Рузвельте как об «очень больном человеке. У него присутствовали все симптомы мозгового артериосклероза, зашедшего далеко, так что, по моему мнению, он не проживёт больше нескольких месяцев». «Корделл (Халл) и я, — писал Джим Фарли, — согласились что он болен… и нельзя требовать, чтобы он принимал решения, важные для его страны и мира». «Он выглядел мертвецом после возвращения из Ялты» и погрузился в очевидную апатию; его обращение к конгрессу, прерывистое, бесполезное и запутанное оставило гнетущее впечатление.

Были ли действия и политика Рузвельта проявлениями его болезни — это вопрос спорный. Хотя задним числом видимая готовность уступать Сталину и передать ему контроль над Восточной Европой может показаться плохо продуманной, возможно, он владел материалом лучше, чем предполагали комментаторы позже. Кажется, в своём отношении к Сталину он проявил понятную наивность, но по крайней мере в тот момент, возможно, продолжал служить своей стране как нужно. 12 апреля он умер от обширного удара, которого давно уже следовало ожидать, в Уорм-Спрингс в Джорджии. В то время как его исключительность в качестве политического лидера бесспорна, так же бесспорно и то, что болезнь подтачивала его интеллект.

Некоторые из его первых помощников были ещё в худшем состоянии, чем президент. По странной психологической причуде Рузвельт назначил на государственные посты людей, которые, будучи способными и умными политиками, в некоторых отношениях отличались ещё более слабым здоровьем, чем он сам. Посмотрим, например, кто занимал пост министра военно-морского флота при Рузвельте и его преемнике Трумэне. Клод А. Суонсон, назначенный министром в 1933 г., был настолько тщедушен, что почти не мог стоять без опоры, нуждался в помощи при входе и выходе из кабинета, не мог держать сигарету и говорил так непонятно, что его почти никто не слышал и не понимал. «В своём физическом состоянии, — писал Гарольд Икес о церемонии в Белом Доме, в январе 1937 г., — он не может долго стоять. Кончилось тем, что ноги у него начали ослабевать, а трость скользнула по гладкому полу. Он упал в глубоком обмороке». «То, что Суонсон продолжает оставаться членом кабинета, — замечал он позже, — когда все знают, что он ни физически, ни умственно к этому не пригоден, должно быть, производит плохое впечатление». «В течение двух или трёх лет, — писал Икес, когда он умер в июле 1939 г., — Суонсон был не столько жив, сколько мёртв. Он месяцами не в состоянии был присутствовать на заседаниях кабинета или приходить на службу, много недель пролежал в больнице совершенно беспомощный. Он сам не может войти в зал заседаний кабинета и вынужден сидеть там до тех пор, пока не приходит его адъютант, поднимает его со стула и помогает доплестись до машины». Но несмотря на свою телесную немощь, а может благодаря ей, Суонсон был на редкость напористым и влиятельным политиком, он убеждал Рузвельта в необходимости начать войну с Японией после бомбардировки канонерской лодки «Пэней» в 1937 г.

Не в лучшей форме пребывали и непосредственные преемники Суонсона. Фрэнк Нокс умер от сердечного приступа в апреле 1944 г. В 1947 г. Трумэн назначил Джемса Форрестола, который ранее привлёк одобрительное внимание Рузвельта. Воинствующий антикоммунист и антисемит, он в конце концов не выдержал напряжения. Бессонница, проблемы с пищеварением и тревога так его измучили, что он всё больше поддавался паранойе, стал таким до того подозрительным, что не допускал посетителей без строжайшей проверки. Он начал думать, что «жучки» были даже в пляжных зонтиках. Колеблющийся, нерешительный и подавленный, он выбросился из окна с шестнадцатого этажа военно-морского госпиталя США в Бетезде 22 мая 1949 г. и разбился насмерть.

О военном министре в правительстве Рузвельта в 1940 г. говорили как об «очень усталом дряхлом старике» семидесяти трёх лет; жёсткий и непреклонный, страдающий бессонницей, он занимал, несмотря на угасающие силы свою должность до сентября 1945 г. Его коллега, государственный секретарь Корделл Халл, который ушёл в отставку в возрасте семидесяти трёх лет после двенадцати лет службы, страдал от истощения, артериосклероза и диабета; он был так чувствителен к холоду, что у него в кабинете температура была как в теплице. Его суждения были не всегда надёжны, но обычно его считали рупором президента.